Общее·количество·просмотров·страницы

вторник, 14 мая 2013 г.

Как молоды мы были... Защита диссертации и волшебная книга (продолжение 9)


О своем увлечении кино, о тех фильмах, что я делал, могу писать бесконечно. О том, как была приобретена первая видеокамера, а за ней и все остальные. О тех программах, в которых я начал потом обрабатывать снятый видеокамерой материал, о необходимости собирать специальный компьютер для нормальной работы. Здесь придется перепрыгнуть лет на двадцать вперед в конец 80-х, поэтому я это сделаю позже.

А сейчас вспоминается совершенно фантастический случай из 1975 года, когда уже подходил к завершению трехлетний цикл моей учебы в аспирантуре. Вообще, в моей жизни было несколько магических событий, которые не просто перевернули мою жизнь, но в корне изменили мое комсомольско-атеистическое видение мира. Теперь я понимаю этот мир совершенно по-другому, чем в юности, и стараюсь на всех встречах со зрителями, со студентами, с коллегами, убедить всех, с кем я общаюсь, в том, что мир вокруг нас гораздо сложнее, чем мы о нем думаем.

Годы учебы в аспирантуре, это самые беззаботные, но, в то же время, очень насыщенные годы моей жизни. В аспирантуре не было такого тотального контроля, как при учебе в институте. Николай Михайлович дал мне тему, связанную с созданием систем управления синхронизированными высоковольтными выключателями. В середине прошлого века японцы предложили принципиально новую схему отключения огромных токов короткого замыкания выключателями, разрывающими цепи при прохождении синусоидального тока через нулевое значение. Момент срабатывания таких выключателей необходимо было синхронизировать с моментом прохождения тока через нуль.

И вот я занимался теоретическими исследованиями процессов коротких замыканий, делал обзор схем уже существующих выключателей. Делал все это не торопясь, да и не особенно себя утруждая. Тем более что на время моей учебы в аспирантуре выпало много поездок за рубеж с делегациями профсоюзов. В таких поездках фокусы, которые я показывал, интересовали меня гораздо больше научной работы. В это время в моем репертуаре прочно заняли место классические трюки «Дождь монет из воздуха» и «Китайские кольца».

Но к третьему году обучения требования научного руководителя совершенно справедливо стали гораздо жестче. Николай Михайлович предложил мне быстро придумать схему управления выключателем, построить модель, и проделать все необходимые эксперименты. Мне был выдан огромный многоканальный осциллограф, в который заряжалась фотоплёнка, фиксирующая все процессы.  С пленкой я умел работать. Сказывались мои увлечения кино и фотосъемкой. Так что технически я мог легко проделать все эксперименты, проявить и закрепить фотоплёнку, навык был. Проблема была лишь в отсутствии той самой схемы, с которой и надо было экспериментировать.

Я каждый день приходил в лабораторию, уныло разглядывал простаивающий осциллограф, думал, думал… И ничего не мог придумать. Преподаватели мне сочувствовали, что-то подсказывали, но все это было не то. Я тихо сползал к отчаянию от своей тупости. Немного выручали и поднимали настроение нарды, которые были в лаборатории. Играли мы в них азартно, с упоением. Как, впрочем, и в преферанс по вечерам, когда все начальство уже уходило с кафедры. Все это как-то поднимало настроение, но совершенно не способствовало изобретательской деятельности. И вот тут-то и произошло событие, которое убедило меня на практике в справедливости диалектического закона перерастания количества в качество.

Схема управления выключателем мне приснилась. Она была простой и изящной. Я моментально проснулся, вскочил и зарисовал ее. Лег спать, а утром с удивлением увидел на листочке то самое решение, которого не мог найти целый год. Побежал в лабораторию, за час спаял эту модель, и она заработала! Схема была настолько простой и «дурацкой», что мои коллеги долго, придирчиво и с недоверием ее разглядывали, заявляя, что она не будет работать. Но схема исправно заставляла выключатель разорвать цепь именно в тот момент, когда ток проходил через нуль!

За неделю я сделал все нужные эксперименты, получил очень приличные, достоверные осциллограммы. Николай Михайлович ходил, победно улыбаясь, предлагал мне оформлять авторское свидетельство и писать статью. Статья вскоре вышла, а я засел за написание текста своей кандидатской диссертации. К моменту окончания срока аспирантуры я положил на стол проректору по научной работе увесистый «кирпич» переплетенной рукописи. Я уложился в отведенный срок и получил месяц отпуска и премию в размере аспирантской стипендии.

Но вот с защитой все складывалось не столь удачно. Я закончил аспирантуру в 1976 году, а защитился только в 1978. Впрочем, нет худа, без добра. Такая задержка получилась из-за обычной для нашей страны очередной реорганизации: диссертационные советы закрыли на перерегистрацию, и надо было ждать неопределенное время, когда этот процесс завершится. Я уже начал работать ассистентом и очень скоро дал себе слово через год, если совет так и не откроется, искать себе другое место работы: зарплата была такая низкая, что прожить на нее не было никакой возможности. Но Николай Михайлович был, так же как и я, заинтересован в защите своего аспиранта, и он искал место, куда можно было бы пристроить мою диссертацию. И очень скоро такое место нашлось.

Дело в том, что профессор Соколов заканчивал в тридцатых годах Московский энергетический институт вместе с профессором Федоровым А. А., который уже много лет возглавлял кафедру в этом же институте. Они продолжали дружить все эти годы, и Николай Михайлович предложил Анатолию Анатольевичу мою работу для обсуждения ее на кафедре. Очень скоро нас пригласили в Москву на предварительную защиту.

Я ужасно волновался, когда стоял перед своими плакатами, развешанными на стене аудитории, в которой собралась вся кафедра и человек двадцать аспирантов профессора Федорова. Меня, реального провинциала, тогда в Москве больше всего поразило количество иностранных аспирантов: в аудитории сидели арабы, индусы и чернокожие африканцы. Меня представили, и я начал свой доклад. Мой руководитель сидел за передним столом и курил сою неизменную сигарету в длинном мундштуке, тогда этого не запрещали. Он не смотрел в мою сторону, но внимательно все слушал.

Свой доклад я несколько раз репетировал на своей маме. Когда, в результате многочисленных повторов и разъяснений, я убедился, что даже мама понимает, о чем я веду речь, я и написал окончательный вариант своего доклада. Вот его-то я спокойно, поборов волнение, и произнес перед столь представительной аудиторией. После заключительных слов: «Доклад окончен, благодарю за внимание», несколько мгновений было тихо. Я увидел, как полное лицо профессора Федорова медленно багровеет. Он повернулся к своим аспирантам и отчетливо, с плохо скрываемым раздражением, произнес: «Вот, молодые люди, учитесь, как надо выступать. Аспирант из Саратова всех вас переплюнул!» Николай Михайлович, как кот, зажмурил глаза и просто лоснился от удовольствия. Ему было очень приятно, что я его не подвел. Научная школа профессора Соколова еще раз успешно зарекомендовала себя в главном энергетическом ВУЗе страны.

После этого была назначена защита. Я приехал в Москву на целый месяц и жил в гостинице Киевской. В двухместном номере за это время сменилось несколько постояльцев, но всегда добрым словом я буду вспоминать главного инженера Волжского шинного завода из Волгограда. Он, узнав, что я аспирант, и готовлюсь защищать диссертацию, дал мне на три дня почитать книгу, которая до сих пор остается моей настольной книгой – книгу Дейла Карнеги «Умение приобретать друзей и оказывать влияние на людей». Извинился за то, что не может мне её подарить – везет три копии своим заместителям. Три вечера и три ночи я, не отрываясь, читал эту великую книгу.

В СССР таких книг никогда не издавали, про них ничего не было известно простым людям. Вообще, тогда книг психологического содержания, да еще и обучающих процессу правильной и эффективной коммуникации, в нашей стране найти было невозможно. Забегая вперед, могу сказать, что в то время эта книга была книгой «для служебного пользования» в КГБ. Это мне объяснили друзья в Саратове, когда сделали копию этой книги.

Сказать, что книга произвела на меня глубокое впечатление, это – ничего не сказать. Она стала моей настольной книгой. Вообще, теперь с высоты своего возраста, могу утверждать, что эта книга развивает и интерпретирует главную мысль Библии – относись к людям так, как ты бы хотел, чтобы они относились к тебе. Возможно, именно поэтому я и считаю её одной из главных книг в своей жизни.

Уже на второй день чтения книги Карнеги в Москве, мне представился случай попробовать её рекомендации на практике. В работе Дейла Карнеги постоянно подчеркивается главное условие её эффективности – постоянное использование её рекомендаций в реальной жизни. Книгу надо не просто читать. Её надо понять и начать использовать. Надо жить по Карнеги. Возможно, для современного читателя многие положения покажутся тривиальными. Но тогда самые простые рекомендации – улыбаться, прислушиваться к другим, просто здороваться при встрече даже с незнакомыми людьми, всегда, если это возможно, делать комплимент человеку – всё это для убежденного «строителя коммунизма», казалось какими-то буржуазными штучками. Какими-то прибамбасами, совершенно не нужными простому, искреннему человеку, который с детства приучается «резать правду-матку в глаза» и, незаметно для самого себя, превращается в заурядного хама.

Случай был простым. Аспиранты и студенты в то время, как, впрочем, и сейчас, были самыми нищими членами нашего советского общества. Я жил в Москве и экономил каждую копейку. И надо же такому случиться, у меня прохудились единственные туфли. У них буквально отвалилась подошва. В гостинице еще были только тапочки. Денег на новые туфли не было. Положение просто катастрофическое. Тем более, что только что прошел дождь, асфальт пестрел лужами.

Через улицу от гостиницы в подвальчике располагалась мастерская по ремонту обуви. Зная, что в СССР тогда в таких мастерских никогда не торопились с ремонтом старой обуви, я понял, что помочь мне смогут только рекомендации Карнеги. Тщательно продумав всю тактику разговора с приёмщиком, я, перепрыгивая лужи, в тапочках отправился в ответственную и для меня жизненно важную экспедицию.

Когда я спускался в подвал, на лестнице услышал громкий, возмущенный голос какой-то женщины, судя по репликам, высказывающую всё, что она думает об этой мастерской. Действительно, внутри была только она и несколько мастеров, сосредоточенно стучавших молотками. Они делали вид, что не слышат всех эпитетов, которыми, как из рога изобилия, сыпала эта, опытная в рыночных полемиках, дама. Я вжался в уголок и тоже делал вид, что ничего не слышу. Наконец, дама, забрав свои туфли, гордо удалилась. В мастерской был слышен только стук молотков.

 Вот тогда я подошел к прилавку и громко произнес: «Здравствуйте». Очевидно, посетители этого заведения никогда не здоровались с мастерами. Их молотки просто застыли в воздухе от удивления. Три пары глаз уставились на меня как на ненормального. И вот тут я произнес заведомую ложь, которая моментально изменила всю напряженную рабочую атмосферу этой мастерской. Я сказал: «Приятель посоветовал мне обратится в вашу мастерскую. Он сказал, что вы быстро и очень хорошо делаете ремонт обуви…» В углу мастерской заколыхалась занавеска, и голос с южным акцентом произнес: «Армик, возьми у человека заказ». Из-за занавески вышел директор мастерской и с улыбкой спросил меня: «Как быстро Вам нужно?» Увидев мое явное смущение, он благожелательно заявил: «Дарагой, зайди через полчаса…»

Я выбрался на улицу и отправился в ближайшую пельменную. Когда я через час вернулся в подвал, на прилавке стояла моя пара вычищенных и блестящих туфель. Они были как новые. Никаких следов ремонта даже не было видно. Я буквально рот открыл от изумления, а гордый директор назвал такую смешную сумму за ремонт, что я выпалил просто от сердца: «Позвольте, я напишу Вам благодарность!» Мне вручили толстую «Книгу жалоб и предложений», испещренную одними только жалобами. Я с огромным удовольствием написал, что «… прошу объявить благодарность коллективу мастерской за коммунистическое отношение к труду». Эта моя запись произвела такое впечатление на директора, что он предложил и мне, и всем моим родственникам и знакомым, всегда обращаться к ним за помощью. Мы, чрезвычайно довольные друг другом, расстались.

Я вышел на улицу и на всю жизнь запомнил радостное выражение на лице этого директора, который, похоже, никогда не слышал ни слова благодарности за свой труд. А я на всю жизнь запомнил волшебное превращение всей ситуации, которое произошло в результате только лишь одного комплимента, сделанного авансом. И еще я понял, что, в принципе, я не лгал: ведь теперь я сам готов всем рассказывать, как быстро и качественно они работают. Я просто смоделировал то будущее, которое и стало реальностью. И я понял, что Карнеги – настоящий волшебник.

Диссертацию я защищал в докторском диссертационном совете МЭИ. До сих пор восхищаюсь теми профессорами, что слушали мою защиту и выносили решение: за десять минут моего доклада они поняли всю сущность моей работы и задавали нормальные вопросы по-делу. Не то, что дома, на кафедре во время предварительных защит, где коллеги упорно старались меня «подловить».

Все девятнадцать членов совета проголосовали «за», и я стал кандидатом технических наук. Оформив целую кипу сопроводительных документов, через неделю я, совершенно счастливый, уехал домой в Саратов.

Комментариев нет:

Отправить комментарий