О своем увлечении кино, о тех фильмах, что я делал, могу
писать бесконечно. О том, как была приобретена первая видеокамера, а за ней и
все остальные. О тех программах, в которых я начал потом обрабатывать снятый видеокамерой
материал, о необходимости собирать специальный компьютер для нормальной работы.
Здесь придется перепрыгнуть лет на двадцать вперед в конец 80-х, поэтому я это
сделаю позже.
А сейчас вспоминается совершенно фантастический случай из
1975 года, когда уже подходил к завершению трехлетний цикл моей учебы в
аспирантуре. Вообще, в моей жизни было несколько магических событий, которые не
просто перевернули мою жизнь, но в корне изменили мое
комсомольско-атеистическое видение мира. Теперь я понимаю этот мир совершенно
по-другому, чем в юности, и стараюсь на всех встречах со зрителями, со
студентами, с коллегами, убедить всех, с кем я общаюсь, в том, что мир вокруг
нас гораздо сложнее, чем мы о нем думаем.
Годы учебы в аспирантуре, это самые беззаботные, но, в то же
время, очень насыщенные годы моей жизни. В аспирантуре не было такого
тотального контроля, как при учебе в институте. Николай Михайлович дал мне
тему, связанную с созданием систем управления синхронизированными
высоковольтными выключателями. В середине прошлого века японцы предложили
принципиально новую схему отключения огромных токов короткого замыкания
выключателями, разрывающими цепи при прохождении синусоидального тока через
нулевое значение. Момент срабатывания таких выключателей необходимо было
синхронизировать с моментом прохождения тока через нуль.
И вот я занимался теоретическими исследованиями процессов
коротких замыканий, делал обзор схем уже существующих выключателей. Делал все это
не торопясь, да и не особенно себя утруждая. Тем более что на время моей учебы
в аспирантуре выпало много поездок за рубеж с делегациями профсоюзов. В таких
поездках фокусы, которые я показывал, интересовали меня гораздо больше научной
работы. В это время в моем репертуаре прочно заняли место классические трюки «Дождь
монет из воздуха» и «Китайские кольца».
Но к третьему году обучения требования научного руководителя
совершенно справедливо стали гораздо жестче. Николай Михайлович предложил мне
быстро придумать схему управления выключателем, построить модель, и проделать
все необходимые эксперименты. Мне был выдан огромный многоканальный
осциллограф, в который заряжалась фотоплёнка, фиксирующая все процессы. С пленкой я умел работать. Сказывались мои
увлечения кино и фотосъемкой. Так что технически я мог легко проделать все
эксперименты, проявить и закрепить фотоплёнку, навык был. Проблема была лишь в
отсутствии той самой схемы, с которой и надо было экспериментировать.
Я каждый день приходил в лабораторию, уныло разглядывал
простаивающий осциллограф, думал, думал… И ничего не мог придумать. Преподаватели
мне сочувствовали, что-то подсказывали, но все это было не то. Я тихо сползал к
отчаянию от своей тупости. Немного выручали и поднимали настроение нарды,
которые были в лаборатории. Играли мы в них азартно, с упоением. Как, впрочем,
и в преферанс по вечерам, когда все начальство уже уходило с кафедры. Все это
как-то поднимало настроение, но совершенно не способствовало изобретательской
деятельности. И вот тут-то и произошло событие, которое убедило меня на
практике в справедливости диалектического закона перерастания количества в
качество.
Схема управления выключателем мне приснилась. Она была
простой и изящной. Я моментально проснулся, вскочил и зарисовал ее. Лег спать,
а утром с удивлением увидел на листочке то самое решение, которого не мог найти
целый год. Побежал в лабораторию, за час спаял эту модель, и она заработала! Схема
была настолько простой и «дурацкой», что мои коллеги долго, придирчиво и с
недоверием ее разглядывали, заявляя, что она не будет работать. Но схема
исправно заставляла выключатель разорвать цепь именно в тот момент, когда ток
проходил через нуль!
За неделю я сделал все нужные эксперименты, получил очень
приличные, достоверные осциллограммы. Николай Михайлович ходил, победно
улыбаясь, предлагал мне оформлять авторское свидетельство и писать статью. Статья
вскоре вышла, а я засел за написание текста своей кандидатской диссертации. К
моменту окончания срока аспирантуры я положил на стол проректору по научной
работе увесистый «кирпич» переплетенной рукописи. Я уложился в отведенный срок
и получил месяц отпуска и премию в размере аспирантской стипендии.
Но вот с защитой все складывалось не столь удачно. Я
закончил аспирантуру в 1976 году, а защитился только в 1978. Впрочем, нет худа,
без добра. Такая задержка получилась из-за обычной для нашей страны очередной
реорганизации: диссертационные советы закрыли на перерегистрацию, и надо было
ждать неопределенное время, когда этот процесс завершится. Я уже начал работать
ассистентом и очень скоро дал себе слово через год, если совет так и не
откроется, искать себе другое место работы: зарплата была такая низкая, что
прожить на нее не было никакой возможности. Но Николай Михайлович был, так же
как и я, заинтересован в защите своего аспиранта, и он искал место, куда можно
было бы пристроить мою диссертацию. И очень скоро такое место нашлось.
Дело в том, что профессор Соколов заканчивал в тридцатых
годах Московский энергетический институт вместе с профессором Федоровым А. А.,
который уже много лет возглавлял кафедру в этом же институте. Они продолжали
дружить все эти годы, и Николай Михайлович предложил Анатолию Анатольевичу мою
работу для обсуждения ее на кафедре. Очень скоро нас пригласили в Москву на
предварительную защиту.
Я ужасно волновался, когда стоял перед своими плакатами,
развешанными на стене аудитории, в которой собралась вся кафедра и человек
двадцать аспирантов профессора Федорова. Меня, реального провинциала, тогда в
Москве больше всего поразило количество иностранных аспирантов: в аудитории
сидели арабы, индусы и чернокожие африканцы. Меня представили, и я начал свой
доклад. Мой руководитель сидел за передним столом и курил сою неизменную
сигарету в длинном мундштуке, тогда этого не запрещали. Он не смотрел в мою
сторону, но внимательно все слушал.
Свой доклад я несколько раз репетировал на своей маме. Когда,
в результате многочисленных повторов и разъяснений, я убедился, что даже мама
понимает, о чем я веду речь, я и написал окончательный вариант своего доклада. Вот
его-то я спокойно, поборов волнение, и произнес перед столь представительной
аудиторией. После заключительных слов: «Доклад окончен, благодарю за внимание»,
несколько мгновений было тихо. Я увидел, как полное лицо профессора Федорова
медленно багровеет. Он повернулся к своим аспирантам и отчетливо, с плохо
скрываемым раздражением, произнес: «Вот, молодые люди, учитесь, как надо
выступать. Аспирант из Саратова всех вас переплюнул!» Николай Михайлович, как
кот, зажмурил глаза и просто лоснился от удовольствия. Ему было очень приятно,
что я его не подвел. Научная школа профессора Соколова еще раз успешно
зарекомендовала себя в главном энергетическом ВУЗе страны.
После этого была назначена защита. Я приехал в Москву на
целый месяц и жил в гостинице Киевской. В двухместном номере за это время
сменилось несколько постояльцев, но всегда добрым словом я буду вспоминать
главного инженера Волжского шинного завода из Волгограда. Он, узнав, что я
аспирант, и готовлюсь защищать диссертацию, дал мне на три дня почитать книгу,
которая до сих пор остается моей настольной книгой – книгу Дейла Карнеги «Умение
приобретать друзей и оказывать влияние на людей». Извинился за то, что не может
мне её подарить – везет три копии своим заместителям. Три вечера и три ночи я,
не отрываясь, читал эту великую книгу.
В СССР таких книг никогда не издавали, про них ничего не
было известно простым людям. Вообще, тогда книг психологического содержания, да
еще и обучающих процессу правильной и эффективной коммуникации, в нашей стране
найти было невозможно. Забегая вперед, могу сказать, что в то время эта книга
была книгой «для служебного пользования» в КГБ. Это мне объяснили друзья в
Саратове, когда сделали копию этой книги.
Сказать, что книга произвела на меня глубокое впечатление,
это – ничего не сказать. Она стала моей настольной книгой. Вообще, теперь с
высоты своего возраста, могу утверждать, что эта книга развивает и
интерпретирует главную мысль Библии – относись к людям так, как ты бы хотел,
чтобы они относились к тебе. Возможно, именно поэтому я и считаю её одной из
главных книг в своей жизни.
Уже на второй день чтения книги Карнеги в Москве, мне
представился случай попробовать её рекомендации на практике. В работе Дейла Карнеги
постоянно подчеркивается главное условие её эффективности – постоянное использование
её рекомендаций в реальной жизни. Книгу надо не просто читать. Её надо понять и
начать использовать. Надо жить по Карнеги. Возможно, для современного читателя
многие положения покажутся тривиальными. Но тогда самые простые рекомендации –
улыбаться, прислушиваться к другим, просто здороваться при встрече даже с
незнакомыми людьми, всегда, если это возможно, делать комплимент человеку – всё
это для убежденного «строителя коммунизма», казалось какими-то буржуазными
штучками. Какими-то прибамбасами, совершенно не нужными простому, искреннему
человеку, который с детства приучается «резать правду-матку в глаза» и,
незаметно для самого себя, превращается в заурядного хама.
Случай был простым. Аспиранты и студенты в то время, как,
впрочем, и сейчас, были самыми нищими членами нашего советского общества. Я жил
в Москве и экономил каждую копейку. И надо же такому случиться, у меня
прохудились единственные туфли. У них буквально отвалилась подошва. В гостинице
еще были только тапочки. Денег на новые туфли не было. Положение просто
катастрофическое. Тем более, что только что прошел дождь, асфальт пестрел
лужами.
Через улицу от гостиницы в подвальчике располагалась
мастерская по ремонту обуви. Зная, что в СССР тогда в таких мастерских никогда
не торопились с ремонтом старой обуви, я понял, что помочь мне смогут только
рекомендации Карнеги. Тщательно продумав всю тактику разговора с приёмщиком, я,
перепрыгивая лужи, в тапочках отправился в ответственную и для меня жизненно
важную экспедицию.
Когда я спускался в подвал, на лестнице услышал громкий,
возмущенный голос какой-то женщины, судя по репликам, высказывающую всё, что
она думает об этой мастерской. Действительно, внутри была только она и
несколько мастеров, сосредоточенно стучавших молотками. Они делали вид, что
не слышат всех эпитетов, которыми, как из рога изобилия, сыпала эта, опытная в
рыночных полемиках, дама. Я вжался в уголок и тоже делал вид, что ничего не
слышу. Наконец, дама, забрав свои туфли, гордо удалилась. В мастерской был
слышен только стук молотков.
Вот тогда я подошел к
прилавку и громко произнес: «Здравствуйте». Очевидно, посетители этого
заведения никогда не здоровались с мастерами. Их молотки просто застыли в
воздухе от удивления. Три пары глаз уставились на меня как на ненормального. И
вот тут я произнес заведомую ложь, которая моментально изменила всю напряженную
рабочую атмосферу этой мастерской. Я сказал: «Приятель посоветовал мне
обратится в вашу мастерскую. Он сказал, что вы быстро и очень хорошо делаете
ремонт обуви…» В углу мастерской заколыхалась занавеска, и голос с южным
акцентом произнес: «Армик, возьми у человека заказ». Из-за занавески вышел
директор мастерской и с улыбкой спросил меня: «Как быстро Вам нужно?» Увидев мое
явное смущение, он благожелательно заявил: «Дарагой, зайди через полчаса…»
Я выбрался на улицу и отправился в ближайшую пельменную.
Когда я через час вернулся в подвал, на прилавке стояла моя пара вычищенных и
блестящих туфель. Они были как новые. Никаких следов ремонта даже не было
видно. Я буквально рот открыл от изумления, а гордый директор назвал такую
смешную сумму за ремонт, что я выпалил просто от сердца: «Позвольте, я напишу
Вам благодарность!» Мне вручили толстую «Книгу жалоб и предложений»,
испещренную одними только жалобами. Я с огромным удовольствием написал, что «…
прошу объявить благодарность коллективу мастерской за коммунистическое
отношение к труду». Эта моя запись произвела такое впечатление на директора,
что он предложил и мне, и всем моим родственникам и знакомым, всегда обращаться
к ним за помощью. Мы, чрезвычайно довольные друг другом, расстались.
Я вышел на улицу и на всю жизнь запомнил радостное выражение
на лице этого директора, который, похоже, никогда не слышал ни слова
благодарности за свой труд. А я на всю жизнь запомнил волшебное превращение
всей ситуации, которое произошло в результате только лишь одного комплимента,
сделанного авансом. И еще я понял, что, в принципе, я не лгал: ведь теперь я
сам готов всем рассказывать, как быстро и качественно они работают. Я просто
смоделировал то будущее, которое и стало реальностью. И я понял, что Карнеги –
настоящий волшебник.
Диссертацию я защищал в докторском диссертационном совете
МЭИ. До сих пор восхищаюсь теми профессорами, что слушали мою защиту и выносили
решение: за десять минут моего доклада они поняли всю сущность моей работы и
задавали нормальные вопросы по-делу. Не то, что дома, на кафедре во время
предварительных защит, где коллеги упорно старались меня «подловить».
Все девятнадцать членов совета проголосовали «за», и я стал
кандидатом технических наук. Оформив целую кипу сопроводительных документов,
через неделю я, совершенно счастливый, уехал домой в Саратов.
Комментариев нет:
Отправить комментарий