Должен заметить, что в своей статье Березовский абсолютно
прав – относительно серьезные авантюры также проходят довольно легко, если их
очень желать, и смело «бросаться в омут». Жалко только, что с годами такая
безрассудная смелость уступает место рассудочной расчетливости, которую сменяет
уверенная трусость. В общем-то, смелость – основное качество начинающего
фокусника, которое лишь и способно смести все преграды на выбранном пути, и
превратить скромного юношу в уважаемого мэтра. Понимать, впрочем, это обстоятельство
начинаешь отчетливо лишь тогда, когда поезд уже ушел, лишь потихоньку угасает
красный прощальный огонек на последнем вагоне. А следующий поезд придет уже
слишком поздно…
У меня в жизни была одна поездка, на которую я сейчас
никогда бы не решился. Но тогда в 1967 году внезапно совместились несколько
обстоятельств, и я отправился в Иркутск. Самым главным двигателем всего
авантюрного путешествия являлась, разумеется, любовь и тяга сердца.
Я просмотрел сейчас свои заметки, и вдруг мне подумалось, что
любой читатель сможет счесть меня этаким фанатом фокусов и научной работы, у
которого в жизни не остается времени на простые человеческие чувства. Я имею в
виду естественную юношескую тягу к противоположному полу, мгновенные
влюбленности, ветер в голове, и готовность бежать на свидание в любое время
суток. Да, у меня все это было, часто, много, красиво, и не очень красиво… Но
теперь все эти донжуанские подвиги вспоминаются с теплотой, все мои любимые
девушки предстают перед мысленным взором только Джульеттами, Офелиями –
Прекрасными Дамами. И всегда фокусы были лишь средством для уверенного
завоевания сердца очередной пассии, которая оттесняла на задний план предыдущие
увлеченности.
Но я всегда буду помнить очень милую, добрую девушку, с
которой познакомился в Крыму, когда был там с туристами после окончания 8
класса. Назовем ее С. Она тоже приехала в Крым по туристической путевке, тоже
закончила восьмой класс. Жила она в Иркутске. Мы как-то очень легко
подружились. Она была хохотушкой, улыбчивой и очень красивой. Я по уши влюбился
в нее уже в первый день. К сожалению, той короткой недели совпадения маршрутов
наших туристических групп было очень мало для закрепления и развития нашей
взаимной привязанности. Я не имел тогда никакого опыта любовных отношений с
девушками, вся интрига развивалась, как я теперь понимаю, очень медленно,
робко. Она скорее напоминала неуверенный флирт и заигрывания, чем пылкую,
всепожирающую и взаимную страсть. Мы гуляли, взявшись за ручки, иногда
обнявшись, купались в море на галечных пляжах Ялты, пили легкое розовое
крымское вино из огромных «квасных» бочек (20 копеек за поллитровую пивную
кружку). Мгновенно пьянели и от вина, и от влюбленных взглядов. И хохотали,
глядя друг на друга, и покачиваясь…
Разъехавшись по своим городам, мы переписывались. Да,
дорогие мои читатели, тогда, напоминаю, не было ни Интернета, ни скайпа, ни
электронной почты. И мы писали друг другу длинные письма на обыкновенной
бумаге. И отправляли их по авиапочте. Письмо из Саратова до Иркутска шло пять
дней. Так что за месяц мы успевали написать друг другу по два-три письма. В
письмах я был куда раскованнее, чем на реальных свиданиях, описывал свои
чувства к ней, и мечтал о новой встрече. Она же приглашала меня в Иркутск. И я
мечтал, что совсем как взрослый жених приеду в ее город. Наша переписка длилась
больше трех лет, но о встрече можно было только мечтать. Добраться до Иркутска
можно было только самолетом, но это было безумно дорого.
И вдруг, после окончания первого курса института, на меня
свалилась целая гора честных советских рублей.
Дело в том, что после первой сессии, сдав ее на все пятерки,
я стал получать повышенную стипендию – целых 45 рублей. Для сравнения могу
сказать, что зарплата инженера была 90-100 рублей. Учитывая то, что я жил с
родителями, мои повседневные необходимые траты были очень маленькими. Мне не
надо было тратить деньги на еду, одежду и обувь. Поэтому потихоньку что-то
накапливалось.
Но вот законы студенческой жизни тогда были такие, что за
летние три месяца никакой стипендии не выплачивалось. И вдруг Леонид Ильич
Брежнев издает два указа в пользу студентов: в 1967 году он повелевает осенью
единовременно выплатить стипендию за три летних месяца; и выходит распоряжение
делать студентам скидку на все билеты 50%. Возможно, скидка была и раньше, не
помню. У меня в голове эти два обстоятельства выступают «в одном пакете». Может
быть, и не генсек издавал эти указы, а министерства или правительство. Это не
так важно. Важно, что это произошло в то самое время «брежневского застоя», как
именуют те годы «прогрессивные» историки. Вот и судите сами – можно ли называть
застоем ту эпоху, когда студентам «делали так хорошо»! В общем, в октябре 1967
года я получил (вместе со стипендией за текущий месяц) целых 180 рублей! Для
студента просто гигантская сумма! Да что там для студента! За такие деньги
инженеру надо было «вкалывать» не меньше двух месяцев. Получив такую сумму, я
объявил родителям, что собираюсь на ноябрьские праздники лететь в Иркутск. И
они совершенно неожиданно согласились. Вообще, к чести моих родителей должен
заметить, что они всегда считали путешествия делом более важным, чем
приобретение каких-то материальных благ.
Изначально маршрут такой дальней поездки был сложным и
малореальным предприятием. Из Саратова ни один самолет в Сибирь не летал: самые
большие машины, которые были в нашем авиаотряде – самолеты Ан-24. Максимум
дальности – Куйбышев (Самара) и Сочи. Поэтому в Иркутск надо было лететь с
пересадкой из Москвы или из Куйбышева. У меня получалось, что при благоприятной
стыковке рейсов, я успеваю за 7-9 дней слетать в Иркутск через Куйбышев. Вообще,
решение лететь подкреплялось поддержкой легендарного лётчика 60-х годов –
Тарасова Свет Ивановича.
Тарасов Свет Иванович и его супруга Анна Иосифовна были
большими друзьями нашей семьи. До своего перевода в Саратов, где он возглавил наш
авиаотряд, Свет Иванович несколько лет летал в Антарктиду. Это были самые
первые попытки освоить трансантарктические маршруты. Так вот Свет Иванович,
узнав, что я собираюсь лететь в Иркутск, дал мне четкий наказ: «Если будут
какие-то непредвиденные обстоятельства, смело подходи к любому экипажу и от
моего имени проси о помощи. Гарантирую, что тебе помогут». Именно эта уверенная
поддержка очень веселого и доброго человека отмела все сомнения в успехе
поездки. В конце концов, только благодаря имени Тарасова мне и удалось долететь
до Иркутска.
Маленький самолет из Саратова был последним рейсом, который
в начале ноября принял куйбышевский аэропорт Курумоч. Как только мы сели, на
взлетное поле лег плотный туман, все рейсы были отменены. Пассажиров, следующих
в другие города, разместили в гостинице, пообещав, что о возможности вылета нас
предупредят. Ночью в дверь номера, где я забылся тревожным сном, раздался
громкий стук. Резкий женский голос прокричал: «Кому в Сибирь, срочно на поле!»
Моментально проснувшись, я побежал вместе с десятком пассажиров к аэровокзалу.
Там диспетчер сообщил, что через полчаса метеорологи «дают окно» и Ан-10
полетит в Новосибирск. Я толком ничего не сообразил, но при этом всё же осознал,
что добираться до Иркутска мне придется «на перекладных» и моментально отдал
свой билет на регистрацию. Решил, что Новосибирск, это все-таки ближе к
Иркутску, чем Куйбышев, где я могу застрять на долгое время. Еще через десять
минут большая группа пассажиров трусцой поспешила к огромному самолету. Тогда
ходила шутка, что Ан-10 выглядит как беременный кит. Мне досталось место в
самом хвосте около выхода. Еще через полчаса самолет вырулил на взлетную полосу
и, взревев мощными винтами, взмыл в ночное небо.
Под утро лайнер приземлился в Новосибирске. Я ни секунды не спал за все время перелета,
поскольку обшивка, к которой я прислонился, кошмарно вибрировала. Мне казалось,
что каждую секунду самолет может развалиться на куски. Но, к счастью, все
обошлось.
Когда я вошел в высокий зал аэровокзала, первое, что мне
бросилось в глаза, это огромная карта СССР во всю стену. Я тут же отыскал
Новосибирск и начал искать на карте Иркутск. А найдя свой конечный пункт
назначения, понял, что я преодолел всего половину пути, и приблизился к
Иркутску чисто символически. Пошел к кассам, регистрировать свой билет на
ближайший рейс. И только тогда понял всю опрометчивость своего наивного
путешествия. В Новосибирском аэропорту скопилось несколько тысяч пассажиров,
мечтающих улететь в том же направлении, что и я. Мне предложили записать свою фамилию
в огромную «амбарную» книгу. Просмотрев записи в ней, сделанные моими
предшественниками, понял, что я оказываюсь где-то в конце двухтысячной очереди.
Шансы добраться до Иркутска в ближайшие три недели были практически нулевыми. Я
даже не стал записываться. Уныло подумал, что надо искать возможность вернуться
домой. В это мгновение по громкой связи объявили посадку на самолет Ту-104
рейсом до Иркутска. Я широко открыл глаза и увидел, как через зал уверенно идет
небольшая группа пилотов в синей аэрофлотовской форме. Прямо как в фильме
«Мимино». Это сравнение я могу сделать только теперь, мысленным взором,
поскольку до выхода фильма тогда в 1967 году оставалось еще ровно десять лет.
Я подбежал к пилотам и произнес фамилию Свет Ивановича
Тарасова, показывая одновременно свой билет до Иркутска. Пилоты переглянулись,
улыбнулись, и предложили мне идти вместе с ними к самолету. Без всякой
регистрации они провели меня в самолет и усадили на свободное резервное место в
конце салона. Свет Иванович был абсолютно прав – его помнили и уважали. Мне
помогли при первом же упоминании его имени, даже не спросив, кто я, и откуда.
Это было серьезным доказательством существования негласного летного братства.
Я никогда до этого не летал на реактивных самолетах. Полет
был просто фантастическим по сравнению с винтовыми самолетами: чувствовалась
мощь и огромная скорость. До Иркутска долетели часа за два-три.
В Иркутске я позвонил, сообщил о своем прилете и на такси
доехал до улицы Партизанской. Встретили меня просто по-родственному. Несколько
дней пролетели незаметно. Особенно запомнилась организованная поездка на
Байкал. Меня поразила и очаровала прозрачность байкальской воды. Было видно,
как дно, покрытое мелкими камешками, плавно уходит вниз. Легкая дымка
появлялась в воде лишь на глубине метров 20-30. Фантастическая вода! И
байкальский омуль, которым меня угощали, и сибирские беляши с бульоном, и
кедровые орешки, целый мешочек которых мне положили в чемодан – весь этот очень
теплый прием убедил меня на уровне подсознания в том, что я здесь появился уже
в статусе потенциального жениха. Правда, жизнь распорядилась по-другому, наши дороги
разошлись в разные стороны. Но я всегда с теплотой вспоминаю С. как свою первую
любовь.
Назад домой я тоже добирался с пересадками. Долетел до Москвы,
а потом доехал до аэропорта Быково, откуда совершались рейсы в Саратов. И уже в
Быково столкнулся все с той же проблемой: слишком много народа мечтало долететь
до Саратова, а самолетов было мало. Но у меня уже был опыт, приобретенный во
время этой экспедиции. Внимательно исследовал всю процедуру отлета. И
обнаружил, что выйти на летное поле можно очень просто в конце небольшого
скверика, окружающего аэропорт. Последний раз перед вылетом билеты у пассажиров
проверяли в дверях здания аэропорта. А дальше они растянувшейся толпой рысцой
самостоятельно трусили к самолету. Была поздняя ночь. И это было мне на руку.
Дождавшись объявления очередного вылета в Саратов, я как
шпион пробрался на поле, и незаметно присоединился к хвосту очереди
счастливчиков. Перед входом в самолет никто билеты не проверял, мы все поднялись
на борт, я юркнул на свободное место у иллюминатора, и притворился, что уже
сплю. Никто не обратил внимания на лишнего пассажира. Когда самолет взлетел, и
я огляделся, больше всего меня возмутило то, что в салоне было около десятка
свободных мест. А ведь в Быково скопилось много желающих улететь. Через пару
часов я был в Саратове.
Вся комбинация с полетом в Иркутск благополучно завершилась.
Я приобрел неоценимый опыт самостоятельного передвижения в российской
транспортной неразберихе.
Комментариев нет:
Отправить комментарий