Общее·количество·просмотров·страницы

пятница, 31 мая 2013 г.

Как молоды мы были... Русский способ раскрытия краж (продолжение 17)

Через пару дней в наш номер зашел наш давний приятель еще по поездкам в ФРГ и ГДР – Коля Иванушкин. Простой парень, немного старше нас, с отличным чувством юмора, крановщик из Москвы, Коля был незаменим в таких делегациях, поскольку исполнял два совершенно разных, но выигрышных в любых залах номера – он великолепно жонглировал самыми разными предметами: шарами, булавами, огромными сверкающими кинжалами. И второй номер, который неизменно вызывал гомерический хохот любых, даже самых чопорных зрителей – борьба нанайских мальчиков. К огромному сожалению, этот классический номер уже много лет как оказывается незаслуженно забытым, многие вообще не знают, что это такое. Вы можете посмотреть этот эстрадный номер вот по этим ссылкам:

Коля с таинственным видом пришел к Илье Федоровичу Кияненко, руководителю нашей делегации, посоветоваться по важному делу. Я жил в одном номере с Ильей Федоровичем, и принял самое непосредственное участие в обсуждении «серьезной» ситуации.

Коля рассказал, что после инцидента с часами Валерия Петровича, он решил внимательно проверить все свои вещи. И надо же, не обнаружил своих любимых солнцезащитных очков за рубль двадцать копеек, которые несколько лет назад купил в московской галантерее.

Расстроившийся при такой пропаже Коля, решил не следовать миролюбивому примеру Ломако, а попытаться вернуть свое имущество. Он поступил самым хрестоматийным образом, когда следователи привлекают к раскрытию краж потенциальных преступников, шантажируя их и запугивая. Коля немедленно пригласил в свой номер представителя персонала гостиницы – маленького, тщедушного негра, который убирался в номерах.

Коля усадил его в кресло и медленно раскрыл свой чемодан с реквизитом. Внутри зловеще блестели огромные кинжалы, которыми Коля жонглировал. Достав один из них, Коля красноречиво помахал им перед носом, посеревшего от страха африканца. Жестами объяснил тому, что из номера пропали темные очки. И очень наглядно пояснил, что случится с бедным африканцем, если через час очки не будут лежать на столе. Почтительно кивая головой, африканец побежал на поиски пропажи. А Коля уселся на кровать в ожидании результата своей профилактической беседы.

Через полчаса в его номер потянулась очередь негров, работавших в этом отеле. Каждый держал в дрожащих руках по несколько пар очков. Как видно, в аборигенах сказалась генетическая память о португальских колонизаторах и ужасных репрессиях по отношению к ворам. Узрев в нашем мирном Коле Аванушкине белого хозяина жизни, все они решили не рисковать репутацией отеля и своими жизнями. Они принесли Коле в виде компенсации за его копеечный выкидыш российской галантерейной промышленности, фирменные очки от Гуччи, Версаче и других мировых брендов. Но непреклонный Коля честно отвергал все эти дорогущие подношения, заявляя, что хочет назад именно свои пластмассовые и изрядно затертые очки. Трясущиеся от ужаса негры, убегали в темный коридор, заверяя Колю, что очки будут найдены.

И вот тут-то Коля и нашел свои очки под подушкой… Внутренне похолодев от осознания последствий, несправедливо вызванного им межгосударственного инцидента, он прибежал к руководителю покаяться в содеянном. Илья Федорович посерел не хуже черных африканцев. Дрожащим голосом он потребовал от Коли немедленно вернуться в номер, вызвать запуганного коридорного, задобрить его и забыть об этом конфликте. Что Коля и исполнил.

Он прибежал в свой номер, нашел африканца, усадил его в то же кресло. Снова открыл чемодан и достал сверкающий кинжал… Африканец закрыл глаза и покорно склонил курчавую голову. Но Коля со смехом показал ему, что этим кинжалом он открывает банку советской тушенки. Африканец осмелел. А Коля извлек из недр своего чемоданчика непочатую бутылку водки и налил негру целый стакан. Еще до конца не осознав, что этот колин жест не просто исполнение последнего желания, а настоящий акт примирения, коридорный судорожными глотками осушил стакан, и принял на конце кинжала сочный кусок тушенки. После второго стакана они стали с Колей лучшими друзьями. Коля великодушно подарил негру свои очки, и все остальное время гулял по Африке с прищуренными глазами.

Город Бейра был главным морским портом Мозамбика. На празднование годовщины Октябрьской революции туда пришел огромный советский военный транспортный корабль. И вся наша бригада выступала на этом корабле.
Мы с Валерием Петровичем Ломако принадлежали к привилегированной части концертной бригады: он уже был ректором саратовской консерватории, а я – кандидатом технических наук. Поэтому, наверное, нас вместе с руководством группы пригласили перед концертом на «рюмочку чая» в каюту командира корабля.

В довольно большой каюте кроме командира, который, по случаю праздника, мог лишь расслабленно сидеть в кресле и блаженно улыбаться, оказались еще два молоденьких лейтенанта, которые уставили стол закусками и налили по стопочкам подкрашенный спирт. Когда я задал вопрос, почему они не присоединяются к нашей компании, они скромно ответили, что должны в случае чего принять на себя командование кораблем, поэтому пока что лишь наблюдают за нашим чаепитием. Через некоторое время один из них предложил нам провести экскурсию по кораблю. Мы с радостью пошли за ним в трюм.

А в трюме увидели несколько вертолетов и парочку танков. Лейтенант с гордостью сообщил нам, что в случае военного конфликта, Бейра будет ими занята за несколько минут. И у нас не осталось ни малейшего сомнения в истинности его заявления.

Потом вся команда корабля уселась на раскаленной палубе, а мы выступили перед ними с полной концертной программой. Было удивительно приятно вбегать после номера в открытую бронированную дверь: из раскаленного дня мы попадали в прохладный кондиционированный воздух внутренних помещений корабля.

Когда 7 ноября мы выступали на торжественном приеме в мэрии, мы были абсолютно спокойны: в зале и снаружи было множество африканских охранников. Но главное было не это: в маленькой комнатке на связи с кораблем сидел мичман с радиостанцией. В зале, вместе с нашими дипломатами и представителями африканских властей, находились уже знакомые нам офицеры с корабля, которые ободряюще нам кивали.

Все эти годы выступлений в Европе и в Африке мой номер оставался неизменным. Я показывал манипуляции с шариками, с карточными веерами, с платочками и веревочками. Потом шли «Дождь монет» и «Китайские кольца», а завершал номер комическим трюком с огромной игральной картой, которая превращалась из тройки в туза, из четверки в шестерку, семерку и, наконец, в восьмерку. Я уже писал, что текст к этому трюку я мог произносить на трех языках: на русском, немецком и английском. Так что, практически, мог выступать с этой программой по всему миру. Ее преимущество было в совмещении ярких интерактивных трюков с классическими манипуляциями, по которым везде узнавали профессионального фокусника.  К тому же она была очень компактна, и весь реквизит занимал мало места: почти все причиндалы замечательно паковались в ведерко для монет, рядом была лишь карта и кольца.

Когда после нашего концерта на палубе, часов через шесть, мы покидали военный корабль, то увидели, что такое настоящий океанский прилив. Утром мы карабкались на борт по почти вертикально стоящему трапу. За это время океан отошел от берега, корабль опустился. И теперь снова пришлось карабкаться вверх. Когда с палубы мы посмотрели на залив, то узнать его было невозможно: это было огромное болото с множеством луж. Между ними бродили десятки аборигенов, подбирая из ила всяких морских гадов – трепангов, каракатиц, морских звезд, выискивая гигантские раковины. Все это или попадало на их скудный стол, или продавалось потом на рынке.

Вообще, когда мы уезжали из Саратова, нас предупредили, что покупать в Мозамбике нечего, в магазинах ничего нет. Но пообещали, что свозят нас на самый большой в Африке базар черного дерева, где за копейки можно будет купить уникальные африканские маски.

Этот уникальный рынок собирался раз в месяц как раз на границе Мозамбика. Туда привозили свои изделия почти все живущие рядом с Мозамбиком племена. Там продавались пепельницы из черного дерева с закрученными ножками, маски из черного, красного, сандалового дерева. Маски из пальмовой коры, очень красивые, выразительные, резные. Поскольку маски из черного дерева ценились гораздо выше, чем любые другие, нам рекомендовали остерегаться подделок: очень часто маски из дешевого дерева африканские умельцы просто натирали черным сапожным кремом. Поэтому нам рекомендовали плюнуть на палец и потереть черную поверхность, если палец становился черным, то материал явно не черное дерево… Предлагали и очень внимательно осматривать внутреннюю поверхность масок, иногда в них могли быть дырочки. Тогда вы рисковали привезти домой каких-нибудь экзотичных африканских насекомых, которые за две ночи могли сожрать всю вашу мебель.


Когда я, вернувшись в Саратов, повесил дома над дверью очень оригинальную африканскую маску, то через пару недель вдруг обнаружил под ней на полу, маленький конус мелких как мука опилок. Снял ее и внимательно осмотрел. И нашел такую маленькую дырочку, в которой жил какой-то заморский паразит. Немедленно обработал маску жидкостью против тараканов. Это возымело победу над неизвестным древоточцем, опилки перестали появляться, а маски у меня дома висят уже больше тридцати лет.

Нагруженные масками, огромными раковинами и кораллами, мы возвращались в автобус. Коля Иванушкин подошел очень расстроенный. Он рассказал, что долго торговался с каким-то африканским резчиком, который за огромный резной трон из черного дерева просил колины брюки. Коля еще долго сетовал на то, что запасные брюки у него остались в гостинице, а то он бы привез в Москву уникальное резное кресло. Мы успокаивали его, говоря, что такое большое изделие не погрузили бы в самолет, но Коля еще долго горевал по поводу столь выгодной, но несостоявшейся сделки.

четверг, 30 мая 2013 г.

А тем ли я занимаюсь?

Вот уже полгода я пишу свои мемуары. К сожалению, только сейчас удосужился посмотреть в Интернете, как надо их писать. И понял, что совершил, и продолжаю совершать самую главную ошибку: я не определил с самого начала ту аудиторию, к которой я обращаюсь. А именно от состава читателей зависит и содержание написанного. Здесь определяющим является возраст и круг интересов потенциальных читателей. А именно этого я и не знаю. Когда я писал, то просто перебирал свои мысли, чувства, впечатления от прожитого. При этом ориентировался лишь на свой собственный интерес к моментам своей же собственной жизни. Скорее всего, это неправильно.


Поэтому хочу исправить эту ошибку. Обращаюсь ко всем, кто хотя бы раз просматривал мои записки. Не сочтите за труд оставить небольшой комментарий. Меня интересует ваш возраст и круг ваших интересов. Очень коротко, можно даже без имени и координат (хотя, разумеется, было бы приятнее иметь дело с конкретными людьми, не скрывающимися под аватаром «Аноним»). Мне хочется понять, что вас могло бы заинтересовать в этих записках, хотите ли вы узнать, что было в дальнейшем? Жду ваших ответов. 

среда, 29 мая 2013 г.

Как молоды мы были... Полет за экватор, Мозамбик (продолжение 16)

Еще две заграничных поездки мне особенно запомнились. Это незабываемая поездка за экватор в Мозамбик в 1979 году, и поездка с поездом дружбы в Братиславу в 1980. В Мозамбик мы поехали на празднование дня Октябрьской Социалистической Революции, а Братислава была в те годы побратимом нашего Саратова.

В Мозамбик мы отправились тем же самым составом, что уже ездили в ФРГ и в ГДР. Перед отлетом всем сделали кучу прививок, предупредили, чтобы мы обязательно привезли с собой несколько банок селедки и черного хлеба. Сказали, что все дипломаты и наши врачи в Мозамбике просто слюни пускают при воспоминании об этих экзотических для Африки продуктах.

Летели мы из Москвы лайнером Аэрофлота – ИЛ-62. Огромный самолет летел часов 10 до Анголы, где мы сели в столице Луанде. Уже при выходе из самолета я был потрясен совершенно незнакомым ароматом, которым был насыщен горячий воздух. Ни до, ни после этой поездки я не вдыхал такой волшебный аромат Африки. И еще меня поразил ярко красный цвет земли сразу же бетонной полосой аэродрома. Такой земли я тоже нигде больше не видел.

Нас всех провели из самолета в малюсенький одноэтажный аэропорт, который к тому же был в начальной стадии ремонта, и предложили обед. Какой-то подозрительный супчик наливали прямо из большой кастрюли. Практически все члены нашей делегации его проигнорировали. В это время в небе над аэропортом начался какой-то небесный кавардак, который я до сих пор продолжаю считать настоящим воздушным боем: в Анголе в то время шла война. Всех быстренько погрузили в наш самолет, и он полетел куда-то на юг. Через пару часов командир самолета торжественно вручил всем яркие дипломы, свидетельствующие о том, что мы пересекли экватор. Потом мы долго летели над Африкой и внизу были видны множественные очаги пожаров – горела саванна. Под утро самолет приземлился в Мапуту, столице Мозамбика.

В аэропорту было очень смешно наблюдать, как мгновенно слетел весь лоск на родной земле с чрезвычайно презентабельного африканца, который садился вместе с нами в самолет в Москве. Вы только представьте себе высокого, стройного, черного как сажа, человека в кипельно белом костюме, с дорогим дипломатом в руках. Он спокойно, величаво пропускал в очереди суетливых старушек, снисходительно им улыбаясь. Мы все загляделись на него, завидуя его грации пантеры, и всему внешнему виду и обаянию. В самолете я как-то потерял его из виду. Когда мы приземлились в столице Мозамбика, автобус за нами появился только через несколько минут. Нам пришлось ждать. И вот тут-то я вновь увидел нашего обаятельного спутника. Он, очевидно, почувствовал себя дома и позволил немного расслабиться. Сбросив с ног туфли и, подложив под голову белый пиджак, он преспокойно улегся на маленький газон под пальмой. Зажмурив глаза и блаженно улыбаясь, он грелся под родным африканским солнышком, ожидая автобус… И, в общем-то, я завидовал его абсолютному спокойствию и естественному поведению в изменившихся условиях. Ну почему в нашей дорогой России до сих пор запрещают гулять по траве и валяться на газонах?! Ведь это так необходимо городскому жителю. А у нас отгораживают эту травку низенькими, отвратительными заборчиками, да еще иногда и пишут «По газонам ходить запрещается».

Нас поселили в лучшем отеле города. Больше всего мне запомнились совершенно экзотические запахи в вестибюле отеля. Вот уж действительно странно, но в этой африканской стране были неподражаемые ароматы. Тогда я еще курил. В Мозамбике я попробовал местные сигареты, кажется, «Кармен», и был просто очарован их ароматом. Вестибюль был пропитан запахом великолепного табака и дорогой кожи, которой были обтянуты кресла и диваны. Рядом с каждым креслом стояли высокие пепельницы из черного дерева. Их стойки были выполнены из трех тонких стержней, закрученных винтом. Поскольку эти стержни были деревянными, я до сих пор теряюсь в догадках, как они были закручены столь круто. Этот аромат Мозамбика еще много лет снился мне по ночам.

Рано утром я проснулся раньше всех и отправился на прогулку с фотоаппаратом. Я совершил тогда тактическую ошибку: не зная, попаду ли я еще в такую далекую африканскую страну, я взял с собой и фотоаппарат и кинокамеру. В результате я буквально разрывался между этой капризной техникой, и у меня не получилось ни фильма, ни хороших фотографий. После этой поездки я стал брать или фотоаппарат, или камеру. Но никогда больше не старался «объять необъятное».

Уже в первый день я был поражен видом многоэтажных белоснежных домов. Почти каждая лоджия в этих домах была закопчена черным дымом. Зрелище очень удручающее. Потом местные дипломаты, которые проводили с нами все время, рассказали, что после революции 1975 года все португальцы, которые за 200 лет превратили эту колонию в процветающую страну, должны были покинуть Мозамбик в 48 часов. Фронт ФРЕЛИМО, который возглавил всю политическую, экономическую и любую другую власть в стране, переселил многих африканцев из деревень в города. Но, поскольку все квалифицированные специалисты-португальцы уехали, вся инфраструктура городов перестала работать уже через год. В домах не стало ни газа, ни электричества, ни воды. Однако неунывающие аборигены не обратили на это ни малейшего внимания и стали по старинке готовить себе еду на кострах, которые они и разводили на лоджиях и балконах.

Впрочем, в отелях, где мы жили, все было в порядке: была и вода, и электричество. Кстати, нигде кроме Мозамбика я не видел в ванных комнатах сразу три крана: красный, синий и зеленый. Ну, назначение красного и синего было понятно – из них текла горячая и холодная вода. Но вот зеленый кран приводил меня в недоумение, которое мне разъяснили через пару дней. Оказывается, зеленый кран – это кран питьевой воды. Дипломаты не советовали эту воду даже пробовать, но я не удержался, пил ее, и со мной ничего не случилось. Вода, как вода – отфильтрованная и прохладная.

Я уже был в 1979 году кандидатом технических наук, инженером-электриком. В отеле меня поразила схема освещения в номерах. Там было много электроприборов: лампы в изголовье кроватей, настольные лампы, верхний свет, освещение ванных комнат и туалетов. Каждую лампу можно было включить и выключить нажатием клавиши самого обычного по внешнему виду выключателя около этой лампы. Но у входа было расположено еще несколько выключателей, которые могли выполнять ту же самую функцию, независимо от положения клавиши основного выключателя. Я несколько дней ломал голову над устройством такой схемы освещения, пока не догадался, что все выключатели должны быть не двухполюсными, как у нас дома в России, а трехполюсными. Именно такой выключатель мог обеспечить комфорт клиенту отеля: он мог включить и выключить любую лампу прямо у входа, а погасить, например, когда уже будет засыпать в кровати. Очень удобно! До сих пор я нигде не встречал такой оригинальной системы освещения. А все мои сомнения по поводу устройства такой системы в Мозамбике были от того, что внешне эти выключатели выглядели как самые обыкновенные, двухполюсные. Кстати, на своих занятиях с будущими инженерами-электриками в университете, иногда, предлагаю им решить такую задачку с управлением лампами из двух мест. Очень редко кто-то додумывается до трехполюсного выключателя. Такая схема остается в России экзотической, несмотря на ее удобство использования в отелях или в офисах.

Мозамбик до сих пор остается крайне бедной страной, но в то время, когда мы посетили ее, эта бедность была просто вопиющей. В продуктовых магазинах не было вообще ничего. Полки были заставлены маленькими бутылочками «Пири-пири» с ужасно крепким соусом из красного жгучего перца. Сразу же родилось стихотворение:
Скушал соус Пири-пири, ночку проведешь в сортире…

Однако на приемах, которые устраивало наше посольство, во время банкетов после поздравительных речей, столы просто ломились от разнообразных закусок и блюд. Это были приемы со «шведским столом», каждый подходил и набирал себе сам на тарелку, все, что его привлекало. На таких приемах было много журналистов и фотографов. Когда наш посол, выслушав все речи, приняв все подарки, приглашал всех к столу, начиналось небольшое столпотворение. Все местные журналисты и фотокорреспонденты, отбросив в сторону штативы и сумки с аппаратурой, наперегонки бросались к празднично накрытым и красиво сервированным столам. Сразу же начиналась давка и толкучка. Наши дипломаты, врачи, специалисты и мы, все мы скромно стояли в сторонке, не мешая местным аборигенам расправляться со снедью. Через несколько минут людская чернокожая масса откатывалась… Столы оставались абсолютно пустыми.

Наши специалисты и дипломаты, работавшие в Мозамбике годами, получали очень приличные деньги и отоваривались на местных рынках. Они прекрасно питались овощами, фруктами, мясом птицы. Всего этого на базаре было достаточно, но для коренного населения недоступно из-за высоких цен. Мы поняли, что нас во время инструктажа элементарно дезинформировали. Когда мы после первой встречи в посольстве преподнесли наши «презенты» – буханки черного хлеба и банки с селедкой иваси, все было принято на ура. Но когда мы уже уходили, заметили кое-где под стульями забытые пакеты с «русскими деликатесами». Никто в Мозамбике по черному хлебу как-то не скучал…

Было очень интересно наблюдать за обслуживанием в ресторане отеля, где мы жили. Рестораном это заведение назвать как-то язык не поворачивался. Там были только комплексные обеды. Вместе с нашей группой обедали и другие постояльцы гостиницы. Несколько официантов катили между столами тележку, на которой стоял огромный котел. Главный шеф-повар с ослепительной улыбкой гигантским половником разливал всем по тарелкам один и тот же гороховый суп. Потом примерно так же раздавали какую-то кашу с куском рыбы. Но вот на десерт можно было оторваться. На той же тележке в зал выкатывали гигантский бисквитный торт, высотой метра в полтора. Можно было получить столько кусков, сколько сможешь съесть – за первой тележкой катили еще одну. И торт был превосходным! Иногда подавали африканские арбузы. Они, как и торт, были гигантскими. По форме напоминали торпеду длиной тоже метра в полтора. Были толстокожими, но очень сладкими.
Еще в России нас предупредили, что в Мозамбике запросто в отелях «кражи воруют». И очень скоро мы убедились в этом на собственной шкуре. В отеле города Бейра, куда мы перелетели из Мапуту, у Валерия Петровича Ломако украли часы.

Валерий Петрович в силу своей деликатности всячески старался показать, что для укрепления советско-мозамбиканской дружбы никаких часов ему не жалко, но всей нашей группе было очень обидно столкнуться с таким местным обычаем. Впрочем, мы не могли упустить момент, чтобы не подтрунить немного над всеми любимым Валерием Петровичем. Родилось стихотворение: «Счастливые часов не наблюдают».
Бедный Ломако Валерий:
Лишь приехал в город Бейру,
Местный африканский вор
Часы из номера упер…

Надо сказать, что традиция беззлобно подшучивать друг над другом, писать шутливые эпиграммы, рисовать карикатуры – все это было впервые опробовано во время поездки в ГДР. Мы выпускали рисованные стенгазеты на злобу дня. Реагировали на все, что происходило в последние перед выпуском такой газеты дни. И когда за завтраком вывешивали большие ватманские листы, перед ними собиралась вся группа. Положительных эмоций и новых идей хватало еще на несколько выпусков.


И в Мозамбике мы стремились хоть как-то нейтрализовать то неприятное событие. Впрочем, через несколько дней все повторилось, но уже как фарс.

вторник, 28 мая 2013 г.

Как молоды мы были... Чача и магия драгоценных металлов (продолжение 15)

Лег спать я очень поздно, а когда проснулся, в долине ярко светило солнце, пели птицы, и величественные ели отбрасывали черные тени. Воздух был изумительно прозрачен и свеж. Только теперь я понял всю ценность пребывания в этой высокогорной долине. Каждый вдох, казалось, вливал в легкие целительные силы, хотелось жить и наслаждаться каждой минутой пребывания в этом райском месте. И убогие хижины уже не казались такими унылыми и жалкими, их уже просто не замечаешь.

После завтрака рядом с нашим домиком собрались все соседи. Оказывается, по селу уже разнеслась весть, что приехал фокусник, который готов показать всем то, что еще никто никогда не видел. Среди зрителей сидел маленький оркестр: гармошка, барабан и зурна (небольшая деревянная флейта). Я был польщен, но быстро сообразил, что этот оркестр не собирался мне аккомпанировать. Под него должен был танцевать маленький мальчик лет пяти или шести. На нем был надет яркий малиновый национальный костюм и мягкие сапожки. Поэтому можно сказать, что в тот день в Бахмаро проходил первый русско-аджарский фестиваль народного творчества.

Я показывал классические трюки: с шариками, платочками, веревочками и китайскими кольцами. Возможно, увидев меня, современные молодые люди, увлекающиеся немыслимыми карточными слейтами, презрительно отвернулись бы, но уверяю вас: среди простых неискушенных зрителей эти незамысловатые фокусы пользовались оглушительным успехом. Во всяком случае, я слышал только одобрительные крики и громкие аплодисменты.

А потом в центр поляны вышел Мамука – так звали этого талантливого мальчика, который, похоже, уже имел большой опыт выступлений перед зрителями. Он самозабвенно исполнил зажигательную лезгинку. Причем он свободно, казалось бы, без всяких усилий, танцевал в своих мягких сапожках, вставая на пуанты.  Я просто руки отбил, хлопая ему и крича «браво»! Он танцевал снова и снова, звучали разные кавказские мелодии, потом все пели. В общем, импровизированный концерт удался на славу.

Пробыв еще денек в горах, мы вернулись в дом Анзора. Там я узнал о мудром кавказском обычае. В семье дедушки Резо, как уважительно называли все родственники, соседи и друзья  отца Анзора, было три сына. Анзор был младшим. Двух старших Резо женил и отселил в отдельные дома. Анзор, по обычаю должен был оставаться с родителями, ухаживать за ними в старости. И дом потом переходил к нему. Никаких имущественных тяжб между родственниками никогда во всей Аджарии не возникало: все было справедливо учтено старинными обычаями. Наверное, на основе этой древней традиции и родилась поговорка, которую я несколько раз слышал в разных местах на Кавказе: один сын – это не сын, два сына – это пол сына, а вот три сына – это сын! Родители в Аджарии, да думаю, во всех южных республиках, никогда не оставались в старости в одиночестве.

Отдых в этом тихом селении проходил лениво и спокойно. Я жил на втором этаже, в огромной деревянной комнате, спал, сколько хотел, спускался во двор, когда солнце уже стояло высоко. Дедушка Резо уже что-то пропалывал в огороде, но увидев меня, сразу же подходил, и садился рядом на маленькую скамеечку. По-русски он почти не разговаривал, а я ничего не мог разобрать из его спокойной, гортанной речи. Однако немного «поговорив» со мной, он жестом приглашал меня в небольшой сарайчик, где всегда наливал, нам двоим по стопочке ароматной и крепкой чачи под разрезанное звонкое красное яблоко или желтую, стекающую по подбородку медовым соком, огромную грушу.

Все эти фруктовые деликатесы росли в его саду. Увидев, что я просто в восторге от этих райских груш, Резо протягивал мне длинную палку с сачком на конце и предлагал самому срывать с помощью этого нехитрого приспособления огромные груши со столетнего дерева. Эта гигантская груша росла около забора, склонившись над асфальтовой дорогой, проходившей мимо дома. Резо настойчиво предлагал мне лакомиться грушами, объяснив, что они уже созрели. Завтра будем собирать урожай, и  гнать чачу. Мне очень хотелось посмотреть этот процесс и поучаствовать в нем. Ведь самогоноварение тогда в России преследовалось по закону. Я никогда в жизни не видел самогонного аппарата. Наевшись до отвала мягких груш, я с нетерпением ждал начала запрещенного в СССР технологического процесса.

Наутро следующего дня я увидел, как во дворе готовили огромный костер и мыли гигантский медный котел с завинчивающейся сверху крышкой. Анзор объяснил мне, что уже готова брага из алычи. Груши начнут собирать с минуты на минуту. А через некоторое время в саду появились и сборщики – десяток соседских мальчишек, которые знали меня, смотрели мои фокусы. Сбор плодов оказался совсем не таким, как я его себе представлял.

Почти все мальчишки мигом залезли на эту огромную грушу и начали ее безбожно трясти. Мягкие сочные груши градом полетели вниз и смачно шлепались на асфальт. Через несколько минут вся дорога около дома оказалась покрыта толстым слоем «грушевого пюре». Я с ужасом смотрел на это варварство, и чуть не плакал, наблюдая, как на моих глазах, великолепные плоды превращаются в отходы. Однако, как выяснилось через несколько минут, все это было тщательно продуманным и весьма профессионально исполненным технологическим процессом.

Дедушка Резо и Анзор вышли на дорогу, вооружившись большими фанерными лопатами, которыми зимой гребут снег. Этими лопатами за несколько минут они перебросали в огромную железную бочку весь урожай с асфальта, и отвезли почти полную бочку в сарай. Перемешав всю эту бурду длинным деревянным бревном, Анзор удовлетворенно заметил, что через пару недель получится чача.  А пока приступили к перегонке алычовой.

Не фильтрованную брагу вместе со шмыхом залили в огромный медный котел, завинтили крышку. Из крышки выходила длинная медная трубка, которая лежала в корыте с холодной водой. Под котлом скоро заиграло веселое пламя. Все очень напоминало сцену из веселого фильма «Самогонщики». Довольно скоро из трубки в подставленную бутыль начала сначала капать, а потом просто полилась тонкой струйкой прозрачная жидкость с запахом восхитительной чачи.

В это время мимо на трехколесном мотоцикле с коляской проезжал местный участковый. Остановившись у забора он с почтением поздоровался с дедушкой Резо, который руководил всем процессом самогоноварения. Как я понял, милиционер пожелал дедушке хорошего урожая и прозрачной чачи. С достоинством поклонившись, Резо пригласил участкового во двор, усадил за стол, на котором, как по волшебству, появилась миска с сыром, зеленью и кукурузными лепешками, и налил стаканчик чачи нового урожая. Милиционер поблагодарил за угощение, выпил стаканчик, и удовлетворенно поцокал языком. Стаканчик был наполнен снова.

Я смотрел на все это широко раскрытыми глазами. Увидев мой ошарашенный вид, Анзор, разъяснил мне, что производство домашней чачи в Грузии приравнивается к домашнему консервированию, и никогда не преследовалась местными властями. Огромные котлы для перегонки можно свободно купить на базаре. Зато в наше время современные хромированные самогонные аппараты рекламируют даже в интернете.

Вообще-то, до того, как я побывал в Аджарии, и напробовался там чачи от души, я пребывал в наивной уверенности, что чача – это та же самогонка, но сделанная из винограда. И, если наша отечественная самогонка отдает иногда совсем неприятным запахом сивушных масел, то чача источает божественный аромат южного винограда. Оказалось, что все не так.

В Кобулети чачу делали из всего, что растет на деревьях в виде плодов. Была чача виноградная, вишневая, абрикосовая, сливовая, яблочная, грушевая и множество других сортов, которые я не успел отведать. И вот ведь какая загвоздка, просто магия какая-то: в Саратове я много лет спустя пробовал делать такую же чачу, но у меня всегда получалась самогонка! Никогда мне не удавалось получить волшебного, «специфического» вкуса и запаха настоящей чачи. Наверное, в Грузии и дым от костра пахнет совсем по-другому. Поэтому и шашлыки там тоже совсем другие…

В Кобулети со мной произошел еще один совершенно «магический» случай. Каждый день Анзор отвозил меня на своей машине на берег моря, где и вода была почище, и народу было поменьше. А я обожал плавать с маской и трубкой, разглядывая каменистое дно и редких рыбок.

Однажды на дне что-то блеснуло, я нырнул, и схватил среди камней серебряное колечко. Вечером с гордостью показал Светлане свой улов. Она внимательно рассмотрело колечко. Затем с легким презрением к моей добыче, и ко мне, как к кладоискателю, заявила: «Да это, скорее всего, кто-то просто выбросил в море, чтобы еще раз сюда вернуться. Как монетки бросают. Вот если бы ты достал золотое…» Мне ничего не оставалось делать, как пообещать нырнуть за золотым.


И надо же такому случиться: плавая через несколько дней почти на том же месте, я нашел на дне золотое кольцо! Когда вечером Светлана с недоверием держала его в руке, посматривая на мою, вроде бы равнодушную, но плохо скрывавшую восторг и гордость от такой находки, физиономию, она вдруг повернулась к Анзору: «Ну почему ты не ныряешь с маской!» Все расхохотались, а я пообещал достать еще одно такое кольцо. Разумеется, больше таких находок в море я никогда не делал.

воскресенье, 26 мая 2013 г.

Как молоды мы были... Аджария, Бахмаро (продолжение 14)

В Днепропетровске нам показали и самую большую в СССР «Девятую Домну» - домну непрерывной разливки чугуна. Это было самое величественное технологическое зрелище, что я видел в своей жизни. Гигантское сооружение, из которого в четыре стороны непрерывными реками вытекал расплавленный чугун, а сверху в жерло печи также непрерывно несколькими транспортерами подавали шихту. Оно просто подавляло воображение. Рядом не сразу можно было заметить кучки людей-муравьев, которые копошились со всех сторон, прислуживая этому монстру.
  
Домны в Днепропетровске

В 1980 году в СССР произошли очень важные и трагические события. За несколько дней до нового года, 27 декабря 1979 года советские войска вошли в Афганистан. В ответ на это более 50 стран мира бойкотировали московскую Олимпиаду, которая проходила в июле в СССР. В разгар олимпийских игр 24 июля 1980 года умер Владимир Высоцкий. Этот год я воспринимаю в своей памяти как год начала развала Советского Союза.

Больше всего запомнилось сообщение о смерти Высоцкого. В июле того года я был в Бахмаро. Это совершенно удивительное место в горах Аджарии. Именно там ночью слушая «Голос Америки», который удивительно четко вещал в горах, я и узнал об этом горестном событии.

Лето 1980 года было прекрасно.  Я отдыхал в Кобулети. Дочь большого друга нашей семьи, Светлана, за несколько лет до этого вышла замуж за красавца-грузина, Анзора, и переехала к нему в маленькое селение в предгорьях красивого городка. Сначала туда ездили отдохнуть мои родители, а потом и я.

В июле Анзор сообщил, что мы на несколько дней съездим от жаркой и душной погоды отдохнуть в горы, в Бахмаро. Он рассказал, что место это пользуется огромной популярностью во всей Грузии. Там вообще собирались строить олимпийские объекты, поэтому запретили любые капитальные строения в долине. Чтобы запрет не нарушали, власти поступили радикально: перекрыли единственную дорогу на перевал шлагбаумом и пропускали только легковые автомобили. Причем подняться наверх вообще могли авто классом не ниже «Жигулей». «Москвичи» и «Запорожцы» просто не выдерживали крутого подъема. Глохли перегревшиеся моторы.

Рано утром мы отправились в путь. Дорога в гору напомнила мне извилистый серпантин на озеро Рица: крутые повороты, отвесные скалы с одной стороны и пропасть с другой. Единственная существенная разница заключалась в том, что на Рицу дорога асфальтирована, а эта была просто грунтовой и довольно разбитой. Часов через шесть мы добрались до верхней точки перевала.

До этого момента я ждал встречи с чем-то необычным, но на перевале мой энтузиазм резко убавился: было холодно, висел туман, ничего не было видно. Я уже начал сомневаться, стоило ли уезжать от теплого моря в эти промозглые и грязные места. И чего я тут не видал?

Наконец, машина сползла вниз и медленно покатила по некоему подобию улицы. С двух ее сторон в полном беспорядке выстроились жуткие хижины. Они были сколочены из каких-то кусков шифера, фанеры. Сбоку они были подперты мощными стволами ободранных от коры елей. Через маленькие оконца едва пробивался желтый свет керосиновых ламп. Все это напоминало фотографии самых ужасных индийских или мексиканских трущоб. Весь вечер я пытался понять притягательность этого кошмарного места. Было совершенно неожиданно увидеть перед каждой халупой или «Волгу», или «Жигули-люкс», или уже забытый в России, «ЗИМ».

Наконец, мы расположились в «родовом гнезде» семейства Анзора, которое представляло собой точно такую же хижину с несколькими комнатками. На столах стояли керосиновые лампы. Женщины мгновенно накрыли столы, стопочки были наполнены крепкой чачей. Через некоторое время Анзор предложил пройтись по «домам» его друзей. Это было очень интересно, и мы отправились совершать дружеские визиты.

Везде нас встречали с распростертыми объятьями, сразу же появлялась чача, неизменная зелень и сыр, варили кофе в турках. Чача была великолепна. Но через несколько часов таких визитов и обильных возлияний я мечтал только о том, чтобы бухнуться куда-нибудь в уголок и поспать. Фокус с платочком, который каждый раз просил меня показать Анзор, пользовался потрясающим успехом. Если учесть, что во всей долине я был единственным русским среди этих гостеприимных горцев, то можно сказать, что я способствовал продвижению и успеху нашего русского иллюзионизма в дружественной Грузии.

Как оказалось, все друзья Анзора были очень состоятельными и  уважаемыми людьми. Уже перед самым концом нашего вечернего путешествия по Бахмаро, Анзор сказал, что мы зайдем в гости к главному инженеру спиртового завода Кобулети – у него самая вкусная чача в городе. Чача действительно была отменная, и встретили нас также гостеприимно. Я уже перестал удивляться шикарным лимузинам, стоящим перед хижинами. Анзор объяснил мне, что все сарайчики из-за того пресловутого шлагбаума на дороге, строились только из того материала, что можно было провезти в багажниках легковушек. А ведь даже в «ЗИМе» много не провезешь.

Все эти уважаемые люди на лето отправляли в Бахмаро всех женщин своей семьи вместе с детьми, но регулярно по выходным приезжали к ним и привозили запасы еды на неделю. Климат в этом высокогорном курорте такой, что даже элементарные томаты и огурцы не успевают вызревать, поэтому все надо было привозить. Но зато здоровьем можно было запастись на долгие годы. Поэтому уважаемые мужчины отправляли все свое семейство в горы для поправки здоровья, а сами были вынуждены мучиться без женщин, и трудиться в поте лица в одиночку у этого соленого моря…

Я с трудом верил в целительные силы гор, ежась от тумана и холода. Когда мы доползли до «дома», я мгновенно уснул. Но где-то часа в три ночи я проснулся от того, что мне не хватало воздуха. Немудрено, поскольку долина была где-то на высоте двух километров над уровнем моря. Без привычки все там задыхаются. Я вышел из дома и просто открыл рот от восторга и удивления.

Туман рассеялся. Последние его полосы, как хвосты дракона, медленно уползали в горы между гигантскими соснами. Сверху лились потоки волшебного света.  Я отбрасывал на траву две тени: одну от Луны, вторую – от Венеры, которая сияла на небе так же ярко. При таком освещении можно было читать.  Все было видно на несколько километров во все стороны. Воздух был прозрачен, а на листьях гигантских лопухов сверкали брильянты капель росы. Я сидел, боясь пошевелиться. Казалось, любое неосторожное движение может разрушить очарование волшебной сказки.

Наконец, я «очнулся» и включил приемник. Высоко в горах все вражеские «голоса» можно было слушать совершенно свободно, очевидно, «глушилки» сюда не достигали. А к 80-м годам я уже начал понимать, что истинное положение дел в мире и у нас в стране узнать из СМИ невозможно: в отечественных теле и радиопередачах нам скармливали тщательно отфильтрованную и строго взвешенную порцию информации. «Вражьи голоса» было очень интересно слушать, но к ним тоже надо было подходить критически. Однако после начала афганской войны слушать передачи «из-за бугра» в Саратове было невозможно – их забивал вой «глушилок».

Вдруг передача «Голоса Америки» прервалась для срочного сообщения: в Москве умер Владимир Высоцкий.


И всю ночь шел концерт в его память.

пятница, 24 мая 2013 г.

Как молоды мы были... ГДР и поездка в Днепропетровск (продолжение 13)

Но вернемся к моей молодости и увлечению фокусами, которое позволило мне посмотреть почти всю Европу.

Через полгода после поездки в ФРГ на Рурский фестиваль нашу группу почти в том же составе отправили в ГДР. Мы, кажется, на поезде, через Польшу прибыли во Франкфурт.

Проехали мы на автобусах почти всю страну, выступая в небольших городках перед местными жителями, и в расквартированных в ГДР наших военных частях. Встречали нас замечательно, да и мы «выкладывались на всю катушку». После концертов были обязательные банкеты с тостами в нашу честь. Что меня поначалу удивило, так это обязательное присутствие наших офицеров на концертах и банкетах. Рядом с главой местной администрации всегда восседал наш офицер, обычно в чине майора или подполковника. Впрочем, очень скоро я догадался, в чем дело.

Уже много лет «либералы» пишут об «оккупационном режиме» Советского Союза в ГДР, в странах Прибалтики. И им сейчас гневно отвечают коммунисты, что это неправда. Не могу судить о режиме тех лет с полным пониманием той ситуации, но свидетельствую, что в любом маленьком городке фактическим руководителем всего был командир того советского воинского подразделения, что стояло в этом месте. Именно этому командиру преданно смотрел в глаза глава городской администрации, произнося очередной тост за великий Советский Союз. И мы, в общем-то, этим гордились.

Еще одним, возможно, неявным подтверждением ситуации с жизнью в ГДР было также поразившее меня явление. В маленьких городах, когда мы во время банкета выходили на крыльцо покурить, я не видел на улицах ни одного прохожего, хотя время была еще очень раннее. Не думаю, что там был «комендантский час», но тенденция сидеть дома, и не гулять, прослеживалась очень явно. И еще одно обстоятельство, которое выпирало в каждом разговоре с местными жителями: узнав, что полгода назад мы выступали в ФРГ, они с горечью в голосе сообщали, что им легче слетать на Луну, чем попасть в соседнюю Германию.

Автобаны в ГДР, по которым мы проезжали, были точной копией тех, что поразили меня в ФРГ. Они были так же величественны и пересекали страну во всех направлениях. Правда, во многих местах на них уже были рытвины и ямки, чувствовалось, что их регулярно не ремонтируют. Но было еще одно отличие, которое, впрочем, заметить можно было не сразу. Через несколько километров пути с двух сторон автобана были сделаны насыпи, пандусы. Такие насыпи регулярно повторялись на всех скоростных автострадах. Когда я однажды задал вопрос об их назначении офицеру, который ехал в нашем автобусе, тот, явно поразившись моей наивности, ответил: «Это, чтобы наши танки могли заползти на автобан, и за пару часов по этим дорогам прикатить в центр Европы…» Вот и судите сами о том режиме, что был установлен в ГДР.

Свозили нас и в столицу – в Берлин. Самое страшное, что я видел в ГДР, это – берлинская стена. Она серой змеей тянулась через весь город, перед ней была полоса разрыхленной земли, как в концлагерях. Вы можете посмотреть на то, как она появилась в Берлине в 1961 году, вот по этой ссылке:

Потом я прочитал, что она была построена за одну ночь. Стена разделила многие немецкие семьи. Потом нечто подобное я видел на Кипре. Стена, по обе стороны которой, находятся непримиримые противники – это крайняя степень мирного существования при полной готовности к вооруженному столкновению. Не дай нам Бог пережить такое хоть где-нибудь.

От маленьких городов ГДР у меня сохранилось ощущение стерильной чистоты, тишины, порядка, и какой-то затаенности, ожидания перемен.

Наступили годы «брежневского застоя». В эти годы я побывал в Польше, в Словакии, в Мозамбике. Очень запомнилась мне поездка в Днепропетровск. Это было в начале 1980 года.

Дело в том, что секретарь обкома КПСС Родионов, отвечавший в те годы за идеологию в области, внедрил интересную практику в свое общение с коллегами из других городов. На официальные встречи он привозил небольшую бригаду артистов из Саратова, подчеркивая тем самым высокий культурный статус нашего города. Артисты с огромным удовольствием принимали участие в таких поездках: это было престижно и очень вкусно. В те застойные годы никакой нормальной еды купить в магазинах было невозможно, полки были пустые, колбасу и мясо возили огромными сумками из Москвы. А на банкетах в таких поездках можно было отведать изумительных деликатесов. Да и потом свое театральное начальство относилось к таким особам, приближенным к обкому, совсем иначе, чем к рядовым артистам. Впрочем, хорошо это, или не очень, я испытал, как говорится, на своей шкуре.

Перед поездкой в Днепропетровск мне позвонил помощник Родионова из обкома и пригласил в такую делегацию на несколько дней. Поездка была посвящена подведению итогов социалистического соревнования между городами-побратимами, Саратовом и Днепропетровском. Я с радостью согласился, но сообщил, что на день отъезда в нашем институте назначен выездной субботник, а я был куратором студенческой группы и должен был ехать вместе со студентами. Помощник попросил меня сообщить о моем участии в делегации Саратова нашему институтскому партийному руководителю, чтобы тот заменил мою кандидатуру на субботнике. И предложил мне быть на вокзале к 19 часам у 10-го вагона.

Утром я был в кабинете нашего факультетского секретаря парткома. Рассказал ему о звонке из обкома. Поездки на субботник были тогда «головной болью» партийного начальства низшего звена, вся ответственность за явку и качество работы студентов ложилось на их плечи. А они, в свою очередь, перекладывали эту ответственность на кураторов студенческих групп. Поэтому нашему секретарю было крайне неприятно отпускать меня с такого ответственного мероприятия. И он заявил мне, что не получал никаких указаний обо мне от своего начальства, поэтому я должен бегом бежать в автобус и ехать за город со своими студентами. Я был вынужден подчиниться, поскольку свое начальство было для рядового ассистента в институте пострашнее далекого обкома… Тогда не было у нас никаких сотовых телефонов, и я едва успел позвонить помощнику Родионова и рассказать о том, что наш секретарь отправил меня на субботник. Тот предложил мне ехать со студентами, и ни о чем не беспокоиться. Разумеется, мне было бы куда приятнее ехать в Днепропетровск с друзьями-артистами, чем убирать мусор на какой-то стройке, но ничего не поделаешь. И я поехал на субботник.

Часа в четыре вечера автобус привез нас назад, пропыленных и уставших, к воротам политеха. Каково же было мое изумление, когда первым у автобуса меня встретил наш факультетский секретарь. С плохо скрываемой ненавистью, он попросил меня сесть в черную Волгу, которая стояла рядом, и сказал, что машина отвезет меня домой, а потом на вокзал к поезду. По его лицу, покрытому красными пятнами, я понял, как ему досталось от обкомовского начальства. Все последующие годы, при встрече в коридорах института, он отводил глаза в сторону, не желая лишний раз со мной общаться. Ведь я был свидетелем его унижения. Потом я увидел аналогию тому происшествию в фильме «Собачье сердце», когда Швондер, после выволочки по телефону, тихо произносит: «… Это неслыханно». В глазах Швондера было точно такое же чувство унижения, которому тот ничего не мог противопоставить… Должен, впрочем, сказать, что через много лет, после моей защиты докторской диссертации, мы стали большими друзьями с этим властным, но, в принципе, добрым и отзывчивым человеком, который, оказывается, очень любил мои фокусы. Да и сам он был человеком искусства, даже записал диск любимых эстрадных песен в своем исполнении. Этот диск с его дарственной подписью хранится в моей коллекции.

Но вот тогда, по-моему, он ненавидел и меня, и свою должность всеми фибрами души.

Итак, через час я уже был на вокзале, где меня встретили, и усадили в одно купе с лучшим другом и аккомпаниатором – Валерием Петровичем Ломако.  Вместе с нами ехали певцы, народные артисты Леонид Сметанников, Нелли Довгалева и популярный саратовский юморист Лев Горелик. Вечером следующего дня нас встретили в Днепропетровске, рассадили в черные обкомовские Волги, и, с ветерком прокатив по улицам вечернего города в сопровождении местного ГАИ, привезли в дом приемов. Каждому достался великолепный номер, но нас сразу предупредили, что на приведение себя в порядок нам дают только пять минут. Сбор внизу в ресторане. Наскоро причесавшись, сбрызнув себя одеколоном и положив в карман платочки для фокуса, через пять минут я был внизу.

Ресторан поразил нас всех, когда, сбившись в робкую кучку, мы ожидали появления партийного начальства, и с восторгом озирали невиданный интерьер зала. Я уже много раз бывал на разных банкетах и у нас, и за рубежом, но такого великолепия, как в том украинском обкомовском ресторане, я не видал, ни ранее, ни потом.

Столы, покрытые синей парчой, стояли разорванной буквой «П». Стулья, резные, с высокими прямыми спинками, стояли в полутора метрах друг от друга. Перед каждым местом лежали столовые приборы, вилки, ножи и различные ложки. Стояли в ряд бокалы, стаканы и стопочки. На синем столе, небрежно брошенные, лежали алые гвоздики. Именно так! Цветы не стояли в вазах, а просто лежали на синей парче. Это было изумительно красиво. Но никаких блюд с едой и вообще тарелок на столах не было. Это тоже было интересно.

Наконец появилось и начальство. Впереди шел секретарь днепропетровского обкома партии, за ним наш Родионов, и еще несколько человек. Они прошли к «перекладине» трех больших столов и, обратившись к нам с кратким приветствием, секретарь украинского обкома предложил всем рассаживаться за столами. Затем он сообщил, что сегодня, и все дни нашего пребывания в Днепропетровске, нас будет обслуживать бригада официантов, специально подготовленная для работы в Москве на летней Олимпиаде. Мы зааплодировали, широкие двери распахнулись, и, под звуки зажигательной украинской мелодии, в зал поплыли двумя шеренгами улыбающиеся юноши и девушки. Все они были в национальных ярких костюмах. Теперь мы поняли, почему наши кресла стояли так далеко друг от друга: на каждого, сидящего за столом, приходилось по три официанта! Это ресторанное шоу напоминало «царский обед» из фильма «Иван Васильевич меняет профессию».

Они ласково обступили нас и начали наперебой предлагать фантастические яства и напитки. Один официант держал огромное блюдо с чем-то немыслимо вкусным, второй накладывал эту вкуснятину тебе на тарелку, третий держал в руке бутылку с изысканным питьем. Впрочем, чтобы мы не ошиблись в выборе алкоголя, нам нежно шепнули на ушко, что пить лучше всего то, что выберет себе секретарь днепропетровского обкома… Когда стопки были наполнены украинской горилкой, секретарь встал и произнес первый тост «… за нерушимый союз компартии, рабочего класса и трудового крестьянства!» Мы дружно опрокинули хрустальные стопочки, которые тут же были вновь наполнены холодной водкой. Закусывая черной икрой вкуснейшую горилку, я вспомнил те скромные, пустые полки продуктовых магазинов, где каждодневно должны отовариваться те слои населения, за союз с которыми столь смачно выпил дородный и счастливый секретарь. Дальше началась стремительная пьянка с вкуснейшими закусками, перед которыми просто нельзя было устоять. С трудом удалось мне доползти до своего номера после этого дружеского ужина. Но я все-таки успел записать в блокнот, что было подано 19 (!) блюд. Тогда, да, пожалуй, и теперь, это продолжает мне казаться немыслимым количеством еды. Тридцать лет я не смог бы привести ни одного примера банкета, который соперничал бы с тем «дружеским ужином» по количеству предлагаемых блюд. Только в последние годы, выступая на корпоративах, или на торжествах по случаю юбилея газпромовского начальства, я начал наблюдать столь же бессмысленно обильные столы… Только теперь столы сразу заставляют блюдами так, что трудно дотянуться до того, что тебе понравилось.

Тогда же в 1980-м хотелось попробовать все. Кстати, именно тогда впервые попробовал по-настоящему вкусный соленый арбуз. Мне так понравилось это соленье, что и теперь зимой, это моя самая любимая закуска.

На другой день нас подняли очень рано, программа нашего пребывания на «ридной Украйне» была очень насыщена. Очевидно, что все проблемы обильных обкомовских ужинов были прекрасно известны ресторанным работникам. На столах перед каждым местом уже стоял приличный горшочек с холодной ряженкой, которая мгновенно восстановила утраченное вечером здоровье. Нас разделили на небольшие группы, рассадили по тем же черным Волгам, и повезли на днепропетровские заводы и фабрики. В день мы участвовали в праздничных митингах на двух-трех заводах, где сначала звучали бравурные речи и лозунги, а затем мы показывали свое искусство. Фокусы везде проходили «на ура». Именно тогда я понял, что искусство обмана, самое демократичное и любимое всеми. А главное – редкое! Мой номер всегда пользовался самым большим успехом. Увидев классические трюки на импровизированных сценах во время митингов, потом на банкетах все восхищались, просили показать еще что-нибудь. Наверное, именно тогда я начал всерьез понимать важность и притягательность микромагии. Фокусы с ножами и ложками за столом, с салфетками, монетками и другим реквизитом, который всегда можно попросить у соседей – это самый оправданный реквизит для дополнительного выступления на банкете. Если тебя уже, разумеется, видели с серьезным эстрадным номером. Это очень важное, на мой взгляд, обстоятельство. Ты должен завоевать признательность зрителей на сцене. Зато потом ты будешь иметь успех за столом с самыми простыми трюками. Надо серьезно продумать свое выступление в формате close-up-magic. И выступать, если тебя попросят, в стиле мгновенной яркой импровизации. Всегда надо помнить, что хороший экспромт готовится заранее!

На заводах после митингов-концертов были самые искренние, простые, но такие же обильные банкеты. Поскольку сопровождающий каждую группу отдельный работник саратовского обкома всегда преподносил заводу какой-то памятный подарок от нашего города, нас при расставании тоже засыпали подарками. Чемодан при посадке на поезд просто ломился от хрустальных пепельниц, ваз, подносов и всякой другой всячины. До сих пор, глядя на огромную пепельницу из красного дымчатого стекла, вспоминаю ту интересную, насыщенную поездку.


Родионов еще несколько раз брал нашу бригаду в подобные поездки. Один раз мы летали на обкомовском самолете. Я был поражен внутренним интерьером салона: в нем не было обычных рядов кресел с проходом посередине, а небрежно стояли мягкие кресла, диваны и журнальные столики. И было очень приятно узнать в стройном пилоте Вячеслава Михайловича Хорева, друга моего папы, с которым я тоже был хорошо знаком. Самолет он вел идеально, никто даже не чувствовал ни взлета, ни посадки. Не было никаких воздушных ям, тряски. Потом я узнал, что он был штатным «обкомовским» пилотом. Партийное начальство понимало и ценило настоящий профессионализм.

среда, 22 мая 2013 г.

Как молоды мы были... Эпизоды конкурса и гробница Тутанхамона (продолжение 12)


Снова вспомнились эпизоды Всероссийского конкурса артистов эстрады в Москве.

В день выступления мы с Колей Давыдовым рано приехали в театр эстрады. Как любой начинающий участник конкурсов я сразу же стал репетировать свой номер. Мгновенно обнаружилось, что главный трюк с веревочками (когда три веревочки разной длины становятся одинаковыми) я забыл в гостинице. Коля, кажется, побледнел еще сильнее, чем я. Ни слова не говоря, он бросился к выходу, и через полчаса вернулся со всем реквизитом. Он так и исполнял роль моего преданного ассистента, поскольку в театре были профессиональные звукооператоры и все музыкальное сопровождение было поручено именно им. Мое выступление было спасено, и Коля отправился в зрительный зал, где посмотреть на меня уже собрались все мои московские родственники.

В Москве у нас с Колей Давыдовым было несколько свободных дней, и мы решили посвятить их культурной программе. Теперь-то я вспоминаю те дни, наверное, как самые счастливые в моей жизни. Мы с Колей имели реальную возможность увидеть весь цвет российской эстрады! Мы не пропустили ни одного конкурса и наслаждались теми номерами, которые потом можно было в Саратове увидеть лишь на экране телевизора. До сих пор помню музыкальную пьесу «Воздушная кукуруза», под которую выступали блистательные, стройные, гибкие, великолепные Наташа и Олег Кирюшкины. Когда сейчас, очень, к сожалению, редко, эта музыка звучит в эфире, я вспоминаю их обаятельные улыбки, воздушный шарик в руках Наташи и брюки клёш Олега.

(Через час после этой публикации Виктор Реннер поправил меня: Кирюшкины выступали под музыку к фильму "Влюбленные". Браво, Виктор! Нашел, послушал - точно, это тема из фильма Гленио Бондера. Можно посмотреть номер Кирюшкиных вот здесь:

http://www.youtube.com/watch?v=pldzqpTqsII Виктор, огромное спасибо!)

Но всё-таки у нас было еще свободное время. В эти дни в Москве открывалась в Русском музее выставка из Египта «Гробница Тутанхамона». Мы с Колей пришли к музею утром, когда эта экспозиция была открыта только для журналистов и для особо выдающихся искусствоведов. Перед входом стояла огромная толпа, сквозь которую с достоинством проходили счастливые обладатели пригласительных билетов. Попасть внутрь без такого билета было невозможно…

Но мы – же ведь фокусники! И мы сумели придумать комбинацию, которая позволила нам через несколько минут проникнуть на выставку. Мы сообразили, что через центральный вход посетители только входили, но никто не выходил из музея. Переглянувшись, мы пошли искать выход. Нашли его на соседней улице. Через обыкновенную дверь выходили, возбужденные зрелищем древнеегипетских сокровищ, счастливые журналисты и искусствоведы. И, разумеется, они тут же откликнулись на просьбу двух скромных студентов, и с радостью отдали нам свои, уже им не нужные, но совершенно целые и неиспользованные (похоже на входе их не надрывали и не отбирали) пригласительные билеты. Мы бегом вернулись к главному входу, и, потупив бесстыжие, но жаждущие приобщения к египетским чудесам глаза, протянули эти билеты контролерам. И нас пропустили внутрь!


До этого я только раз был в Русском музее. Когда пару лет назад я пришел туда снова с американской делегацией, то сразу же вспомнил наши открытые от удивления рты (тогда еще полные своих, а не вставных, зубов). Тогда мы были молоды, могли удивляться и впитывать удивительное зрелище сокровищ, пролежавших под землей тысячи лет.

Золотые саркофаги Тутанхамона
Саркофаги из чистого золота потрясали воображение. Они были величественны и ужасны. Мне показалось, что в залах было выставлено не менее тонны золотых произведений искусства.

Я никогда не видел столь изящных, древних, и восхитительных украшений, цепей, подвесок. Но в конце зала таинственно светилось нечто фантастическое и парящее в пространстве. Это нечто притягивало взоры, заставляло лишь мельком смотреть на все остальные сокровища. Оно буквально притягивало к себе. Мы с изумлением рассматривали искусно подсвеченную в глубине ниши золотую погребальную маску Тутанхамона. Казалось, что сам фараон смотрит нам в глаза из глубины веков. До сих пор вспоминаю этот спокойный, величественный взгляд. Взгляд того, кто уже вступил в вечность, и с сожалением взирает на тех, кто никогда не сможет даже приблизиться к нему. Взгляд высшего существа, познавшего смысл всего, и успокоившегося… Около маски все посетители замирали. В воздухе стояла звенящая тишина. Так же медленно люди отходили назад, не смея повернуться спиной к правителю Египта.
 
Золотая посмертная маска Тутанхамона
Я очень хорошо знаю, что знаменитый бюст царицы Нефертити, супруги фараона Эхнатона, не мог быть выставлен в той экспозиции. Но почему-то вспоминаю и его, словно видел на той выставке. Кстати, в настоящее время многие археологи считают его подделкой.
Бюст царицы Нефертити
В зале были выставлены и кровати Тутанхамона. Меня поразил их эргономический дизайн. Кровати были сделаны с точным соблюдением всех параметров и изгибов тела фараона. Я физически представлял себе удобство такого ложа.
Кровать фараона Тутанхамона
Очень приятно было в тот день бродить по выставке не торопясь, среди немногочисленных и внимательных посетителей, в относительной тишине. Все можно было спокойно рассмотреть, а главное – сфотографировать! В этот день в залах выставки работали журналисты, и фотосъемка была разрешена всем. Правда, тогда у меня была только черно-белая пленка, время цифровых фотоаппаратов еще не пришло.

До вечера мы так и не могли заставить себя покинуть эту выставку. Хотелось снова и снова рассматривать таинственные иероглифы, пытаться понять назначение маленьких и больших сосудов, мысленно примерять тяжелые золотые цепи, перстни, смотреть в эмалевые глаза волшебных статуй. Все вокруг было пропитано ощущением тайны, которую невозможно разгадать.

Кажется, тогда я ясно понял важность древней тайны, которая способна превратить механический иллюзионный аппарат в волшебный артефакт, творящий чудеса. Через много лет я посмотрел десятки американских фильмов, успешно эксплуатирующих эту идею. Копперфильд и его режиссеры также прекрасно осознали притягательность Египетской магии. Таинственные мотивы древнего волшебства превращают его выступления в жреческие ритуалы, во время которых публика замирает от волнения и ужаса.

Думаю, что египетская магия будет долго еще будоражить воображение иллюзионистов, их режиссеров и дизайнеров аппаратуры.


воскресенье, 19 мая 2013 г.

Как молоды мы были... Английский язык и зарубежные трюки (продолжение 11)


Довольно интересна, на мой взгляд, и поучительна история моего знакомства с очень милой парой пожилых людей из Великобритании. Дело было в Дагомысе, в начале 80-х. Однажды я услышал английскую речь и увидел высокого мужчину и стройную немолодую женщину. Они, поймав мой взгляд, довольно благожелательно мне улыбнулись. Я набрался смелости и обратился к ним на своем английском языке. Я не практиковался в устной речи уже много лет, поэтому мучительно вспоминал некоторые слова и обороты. К моему удивлению, речь моя была понята, мы разговорились и провели вместе, гуляя по парку почти целый день. На другой день  мы снова встретились и общались до вечера. Я был на седьмом небе от того, что мой английский был «на уровне», я понимал абсолютно все, что мне рассказывал мужчина. С несколько большим трудом разбирал слова женщины. Но, оказалось, что я помню почти все, что учил в школе. Но вот когда я спросил мужчину о его профессии, то услышал, что он преподаватель английского языка для иностранных студентов. Только тогда я понял, почему мне была столь понятна его речь. Ведь он автоматически все адаптировал для моего достаточно примитивного уровня понимания. Общение же с его подругой шло на обычном английском, который и оказывался трудным для восприятия. Через много лет, оказавшись в Лондоне, я вспомнил все это, когда точно так же не мог разобрать ни слова Одри Миллер, но прекрасно понимал Брайана Миллера, в квартире которых я жил. Оказалось, что Одри, как мне пояснил Брайан, была «кокни», родом из того района Лондона, речь которых подчас не понимают коренные британцы.

Итак, мы общались с англичанами целых три дня. На четвертый они уезжали из Дагомыса. Мы обменялись адресами и потом, целых десять лет я получал из Англии посылки с книгами по фокусам. Я получил трилогию Левиса Гансона «Манипуляционные представления», книги Фитски и много других. В то время это было целое состояние, в моих руках оказались настоящие сокровища. Забегая вперед, хочу похвастаться тем, что к середине 80-х у меня образовалась, чуть ли не третья по величине, библиотека иллюзионных книг в России. Я с упоением читал все это, переводил, репетировал и придумывал новые сочетания известных трюков. Тридцать пять лет назад, получить какую-то информацию о трюках было практически невозможно. К тому же фокусники были разобщены, в лучшем случае мы знали только коллег из своего города. С другими фокусниками мы почти не общались. Именно поэтому столь дороги были любые крупицы знаний, почерпнутые из иностранной литературы. Сейчас уже как-то даже неудобно описывать восторг от приобщения к классическим гиммикам, которые в то время казались настоящими откровениями провинциальным любителям. С каким упоением мы, саратовские фокусники, делали своими руками простейшие приспособления из книг! Никогда не забуду несколько конструкций обменных трубок для платков, которые мы паяли из консервных банок, собирали из трубочек бигуди, клеили из картона. А как мы подбирали краски телесного цвета! Сколько компонентов, придающих естественность матовой окрашенной поверхности, мы использовали! И ведь добивались известных успехов. Сейчас фокусники не имеют таких трудностей, любое приспособление, сделанное китайским умельцами из пластмассы нужного цвета, можно купить буквально за копейки. С одной стороны, это прекрасно: любитель может все свои усилия употребить на творческую сторону демонстрации номера, не тратя драгоценного времени на рутинную работу. Но с другой стороны, он лишается возможности развивать свое воображение и умения своими руками сделать все приспособления, понять логику их конструирования и варианты использования.
Современный мир развивается стремительно, бурно, время спрессовывается в плотные блоки, его начинает не хватать на самые простые дела. Мне начинает казаться, что обилие и доступность информации начинает не помогать, например, начинающим фокусникам, а, скорее, мешать. Поясню на своем собственном опыте.

Ежедневный просмотр иностранных сайтов, предлагающих новинки иллюзионной аппаратуры, мало того, что отнимает много времени, он будит зависть и жажду обладания новыми трюками, которые кажутся невероятными изобретениями. В погоне за этими «новинками», которые в своем большинстве оказываются незначительными усовершенствованиями уже давно известных приспособлений, мы очень часто забываем прекрасные классические трюки и приспособления. А молодежь вообще упускает шанс познакомиться с классикой иллюзионизма, со школой мастерства. И вот это бег вперед, как это обнаруживаешь через какое-то время, не совершенствует тебя, но обедняет. Времени катастрофически не хватает на то, чтобы хотя бы разобрать старые завалы реквизита и описаний. Получается, как в старом анекдоте про Василия Ивановича Чапаева: Петька трет ему спину в бане и восклицает: «А вот и майка! А ты говорил, что потерял…»

Олег Анатольевич Степанов долго смеялся надо мной, когда я показал ему фирменную упаковку с трюком Генри Эванса, которую нашел у себя в ящике. Я купил этот фокус еще пару лет назад и благополучно забыл о его существовании. Но вот после выступлений Эванса на московском конгрессе, я был так очарован его техниками и приспособлениями, что с огромным интересом просмотрел три видео семинара Эванса. И начал дома делать самостоятельно некоторые его трюки с картами и платками. Сделал специальную колоду карт по рекомендациям Эванса, специальные гиммики для появления и исчезновения платков. Начал репетировать. Все время в разговорах с Олегом, восхищался изобретениями Эванса и сетовал на свою недальновидность, из-за которой не знал раньше о таком мастере.

И вдруг обнаруживаю у себя в завалах сразу два трюка Эванса! “Automatic Kings” и “Modern Times”! Оказывается, я уже давно обратил внимание на незаурядные трюки этого мастера, но даже не удосужился познакомиться с его творчеством внимательнее. И все только потому, что «побежал» вперед, забыв про эти трюки. Гиммик “Modern Times”, кстати, уже перестал работать. Сказалось то, что долго лежал без дела. Сейчас буду думать о ремонте приспособлений.

Кстати, нашел в коробках еще несколько интереснейших трюков. Трюки с веревками, с китайским кольцами (вариант работы за столом). Несколько электронных китайских устройств для ментализма. Кучу каких-то пакетиков с игральными картами. В общем, трюков море, но все они лежат без дела. А причина в том, что меня последний год почти не приглашают на выступления. Поэтому исчез и стимул разучивания и подготовки новых трюков, связывания их в номера, поиск текста или музыки. Все упирается в возможность выступлений перед зрителями. Надо иметь собственного администратора. Но главное, наверное, то обстоятельство, что сейчас в Саратове появилось много молодых фокусников (многих из которых я даже не знаю). Вот они и заняли ту нишу, в которой когда-то было место и мне. Это совершенно естественный процесс. Их молодость и уверенность с лихвой компенсирует мои знания и умения. Поэтому ясна и их востребованность на рынке иллюзионных услуг. Не сочтите эти мои мысли каким-то сетованием на сложившиеся обстоятельства. Я очень рад, что меня приглашают на московские мероприятия с лекциями. Буду очень признателен всем, кто захочет высказать свои пожелания о темах будущих лекций, о проблемах, которые волнуют молодых исполнителей.

Вот, кстати, небольшой вопрос, который мне представляется довольно важным. Недавно я посмотрел выступление своего коллеги с «Невидимой колодой». Трюк совершенно непонятный и не поддающийся разгадке со стороны зрителей, не знакомых с принципом гладко-шершавых карт. Этот очень грамотный исполнитель, на мой взгляд, немного неправильно построил последовательность демонстрации. Все шло нормально до определённого момента: он предложил зрительнице поймать невидимую колоду, развернуть ее веером, вытащить одну карту, запомнить ее и вставить назад в веер карт, перевернув ее лицом в другую сторону. После этого просил свернуть веер невидимых карт, перетасовать их и положить назад в невидимый футляр. И вот тут он сделал то, с чем я не могу согласиться. Он попросил даму назвать ее карту. Та назвала. Исполнитель попросил зрительницу бросить ему назад невидимую колоду, поймал из воздуха настоящую колоду, и, держа ее в руках, подошел к зрительнице. Затем он достал колоду из футляра, развернул веером, и показал, что именно названная зрительницей карта лежит в колоде лицом в другую сторону.

Ошибка исполнителя, на мой взгляд, состоит в нарушении последовательности действий, которая способна вызвать у зрителя некое подобие догадки о сущности этого великолепного трюка. Когда зритель видит, что исполнитель сначала СЛЫШИТ от зрительницы название карты, а ЛИШЬ ЗАТЕМ ловит из воздуха колоду карт, некоторым зрителям приходит в голову мысль, что исполнитель каким-то образом достает колоду именно с этой перевернутой картой. Возможно, как думают некоторые зрители, у исполнителя много колод, в которых каждая нужная карта уже перевернута. Надо только ухитриться спрятать все эти колоды, и незаметно достать колоду с названной картой.

Я, например, всегда сначала прошу бросить мне «невидимую» колоду. Превращаю ее в видимую, кладу на стол перед зрительницей. И только в этот момент, когда она видит, что колода уже лежит на столе, и я к ней не прикасаюсь, прошу назвать вслух ту карту, что она перевернула. Появление колоды предшествует моменту оглашения вслух достоинства запомненной карты. И именно это обстоятельство, в большинстве случаев, сознательно не фиксируемое зрителем, но абсолютно четко фиксируемое в подсознании, ставит любого зрителя в тупик. Ведь колода уже лежит на столе, а исполнитель еще не слышал названия перевернутой карты. И в этом случае трюк смотрится, как настоящее чудо. Кстати, и Эл Шнайдер считает, что этот трюк абсолютно не поддается разгадке.

вторник, 14 мая 2013 г.

Как молоды мы были... Счастье после защиты (продолжение 10)


Этот месяц, проведенный в Москве, был не просто насыщен удивительными событиями, он невольно дал совершенно иную оценку моему иллюзионному творчеству.

Однажды я увидел афишу эстрадного концерта Геннадия Хазанова «Мелочи жизни». Добрался до театра эстрады на Берсеньевской набережной и подошел к кассе. На её окошке весела лаконичная табличка «Билетов нет». Я вышел из театра и подошел к небольшой группе людей с традиционным вопросом: «Нет ли лишнего билетика?» Мне предложили записаться на бронь, которую обычно отдают в кассы за полчаса до начала концерта. Предупредили, что билетов бывает мало, штук двадцать, а я буду где-то семисотым желающим. Я не стал записываться на это весьма сомнительное предприятие, а отправился к администратору. Я с ним не был знаком, но кто-то мне еще в Саратове сказал, что аспирантам всегда помогают проникнуть в театры именно администраторы.

Подошел к двери с табличкой «Администратор», постучался, и, получив разрешение войти, робко переступил порог. Показал свое аспирантское удостоверение, начал рассказывать о том, что защищаю в Москве диссертацию, очень хочу попасть на концерт и т. п. И вдруг администратор, с улыбкой сообщает мне, что прекрасно помнит, как в 1975 году я показывал в этом театре эстрады фокус с тремя веревочками. Я просто обомлел, потому что мне и в голову не приходило напомнить о своем участии в 4-м Всероссийском конкурсе артистов эстрады. Но вот оказалось, что совершенно незнакомый мне администратор запомнил и меня, и мой фокус! Мы вспомнили те веселые времена, вспомнили участников. Через полчаса я с контрамаркой в кармане, счастливый вошел в зал театра. Концерт Хазанова был великолепен, а я умиленно вспоминал тот день конкурса, когда я так по-детски отказался от лауреатского звания. Тогда я не знал ни одного фокусника в Москве, и не мог ни с кем пообщаться и поговорить о трюках и их секретах.

Вернувшись в Саратов, я почти год ждал утверждения ВАКом своей работы. Потом мне объяснили, что в то время все диссертации провинциалов, которые защищались в столице, направляли так называемым «черным оппонентам». Это была довольно продолжительная и очень серьезная экспертиза работы. Наконец, долгожданная открытка с сообщением, что мне присвоена степень кандидата технических наук, обнаружилась в почтовом ящике. Через пару недель я получил красивый диплом. Трамплин для карьерного роста был обеспечен.

В это время, надо сказать, что я стал довольно «завидным» женихом. Буквально через пару недель после того, как я получил диплом, мне вручили ордер на двухкомнатную кооперативную квартиру. В этот кооператив мне помог вступить папа сразу после поступления в аспирантуру, пять лет назад. Мои родители были дальновидны и не собирались жить в одной квартире с моей будущей женой. За пять лет кооператив был построен, но когда подошло время получать ордер, возникла заминка. Тогда, как, впрочем, и теперь, жилищный вопрос стоял очень остро, нуждающихся в улучшении жилищных условий было очень много. В районной администрации возмутились, узнав, что одинокий молодой человек (а мне тогда было всего 29 лет), претендует на двухкомнатную квартиру. Но, придя на прием в жилищную комиссию, я небрежно показал свой диплом кандидата наук. По тогдашнему положению я, как молодой ученый, имел привилегии в виде дополнительной комнаты к той мизерной площади, на которую мог рассчитывать рядовой гражданин в СССР. Поскрежетав зубами, мне выдали положенный ордер на вселение. Через неделю на вокзал прибыла из Москвы стильная мебель в виде двух белых пластмассовых кресел, с яркой красной обивкой, белого столика и квадратного пуфа. И я вселился в свою собственную квартиру № 200 на седьмом этаже.

Дело было летом. Мои друзья из институтской самодеятельности помогли мне затащить на седьмой этаж пианино, когда-то давно купленное еще моим дедушкой. Мои родители и дедушка мечтали, что я буду играть им на фортепьяно долгими зимними вечерами. Меня даже начали обучать в детстве игре на этом инструменте. Слава Богу, что молодой учитель музыки довольно быстро обнаружил у меня полное отсутствие музыкального слуха, и сообщил об этом решающем обстоятельстве моим родителям. Мои мучения с пианино были закончены. Но инструмент мне так и пришлось забрать по праву наследства. Несколько крепких музыкантов из нашего институтского ансамбля затаскивали пианино, делая остановки на каждом этаже. Когда добрались до седьмого, было выпито четыре бутылки водки. На каждом этаже была «музыкальная пауза»: все они классно играли и громко пели. А уж в квартире мы устроили настоящий концерт. В магазин за выпивкой бегали еще раза три…

Все окна в квартире были открыты, во дворе собрались слушатели – соседи из нашего дома, которые скоро начали заказывать любимые мелодии, и громко аплодировать каждому эстрадному шлягеру. Началась веселая богемная жизнь. Представьте себе, как хорошо мне жилось одному в двухкомнатной квартире, кандидату наук, известному в Саратове фокуснику, через год уже доценту политеха. У меня даже была машина (тогда Запорожец тоже считали машиной). Ну чем не завидный жених!

Правда, жениться я как-то не решался. Наверное, не встречал такой девушки, которую был готов видеть рядом всю будущую жизнь. Девушек знакомых было много, но я всегда помнил выражение юмориста, который мудро заметил: «…зачем с головой бросаться в реку, если хочется только напиться». До моей женитьбы в 1983 году оставалось еще целых пять счастливых и беззаботных лет.

За это время я съездил несколько раз заграницу в качестве фокусника. Был в ГДР, в Мозамбике, в Польше, в Чехословакии. Анатолий Александрович Фурманов присылал мне переводы зарубежных книг по фокусам, мои друзья из Англии помогли мне получить книги на английском. Я был в курсе всех зарубежных фокусных новинок. Кое-что переводил. Эти пять лет холостой жизни были бурными, интересными и очень скоротечными.